— Молча полежи.

И глупая Алёна слушается, вместо того чтобы выставить Пашку из своей квартиры. Прикрываю глаза, успокаиваясь. Близость больше не пугает, Соколов не давит, только к себе крепче прижимает, будто я испарюсь куда-то. Дыхание его выравнивается, и под мерное сопение я проваливаюсь в сон, надеясь, что Родин мне не приснится.

4. Глава 4

Утро врывается в мое сознание мерзкой мелодией будильника. Причем не моего. Открываю глаза и тут же жмурюсь обратно. В горле сухо, слюна не помогает унять неприятное ощущение. Голова, кажется, треснет сейчас, а тело… меня будто перемололи и в похожу на меня девушку сложили.

Зачем напилась до такого состояния? Теперь буду полдня все, что произошло вчера, вспоминать.

О, нет.

Осознание произошедшего накатывает мерзкой тошнотой. Жар по телу бежит иголками, поджимаю губы и закрываю глаза, которые врезаются в Соколова, который в отличие от меня выглядит достаточно бодро. Он поднимается с кровати, быстро влезает в штаны и застегивает молнию. Смотрю на его спину и не понимаю, в какой момент меня угораздило упасть в его объятия и утешаться. Мерзко на душе, но не от того, что ночь с Пашей провела. С ним, наоборот, спокойнее было.

Он поворачивает голову, и я жмурюсь, попутно морщась от головной боли. Уходи уже, Соколов, мы не должны видеться. Творить безумства ночью — это одно, а вот мило беседовать утром уже совершенно другой уровень. И наши взаимоотношения не предполагают перехода туда, ведь у них короткий срок годности.

— Можешь не притворяться, я слышал, как ты проснулась, — издевается надо мной изверг. — И не делай такое страдальческое лицо, ночью тебе все очень даже нравилось.

— Ты обещал уйти до того, как я проснусь, — припоминаю наш странный разговор между поцелуями, от которых до сих пор горят губы. Закрываю лицо ладонями. Не надо меня разглядывать. Никакой романтики, никаких иллюзий. Это лишнее.

— А ты обещала не страдать, так что один-один, — без ножа режет правдой, летящей в лоб. Все же нахожу в себе силы посмотреть на утреннего мучителя. Паша надевает майку, и я короткое мгновение любуюсь подтянутым, хоть и слишком сухим на мой вкус, телом, а после, закутавшись в одеяло, делаю вид, что ищу свою одежду, которая соседствовала на полу вместе с его. — Может, по кофе? — он усмехается, бросает мне толстовку и выходит из комнаты. — Жду тебя на кухне, — как будто это я у него в гостях.

Невыносимый.

Пока Соколова нет, достаю из шкафа домашний костюм, надеваю и лечу в ванную. Паша только бровь приподнимает вопросительно, когда мы пересекаемся взглядами на пару секунд, а потом я прячусь за дверью.

Заявился ко мне он, а сбежать хочется мне. И кто меня после этого нормальной назовет?

Открываю кран и настраиваю воду. Становлюсь под душ и ровно дышу. Главное не начать жалеть себя. Не думать о том, что впустила Соколова, о том, что переспала с ним. Впереди сложный рабочий день, лучше сосредоточиться на этом. И не опоздать.

Быстро умываюсь, мою голову. Обматываюсь полотенцем, второпях массирую лицо руками, сгоняя отечность, и клею под глаза патчи. Усмехаюсь горько. При Жене не решалась демонстрировать свой уход. На Соколова же произвести впечатление не пытаюсь. Плевать. Он уже видел меня и пьяной в стельку, и растоптанной, и голой. Последнее можно считать самым скромным из всех.

Снова облачаюсь в костюм и, расчесав волосы, выхожу. Паша сидит на стуле, пьет кофе и невидящим взглядом смотрит перед собой. А я снова его оцениваю. Красивый, зараза. Волосы темные, лицо вечно серьезное, словно он недоволен чем-то. Но такая силища за версту от него ощущается, что не признавать его не получается. Вот и я прикусываю язык, не решаясь конфликтовать, потому что Соколов снова на моей кухне парадом руководит. Даже какие-то бутерброды сообразил и грязную посуду в мойку сгреб.