Мы заканчиваем обед и встаем. Я поправляю юбку, с прискорбием признавая, что она безнадежно помята. Лучше бы мне, наверное, до конца дня сидеть на месте, если я не хочу получить нагоняй от Светланы Семеновны. Она вообще любит докопаться к чужим недостаткам, даже черную точку на лице высмотрит.

— Может, в туалет зайдем? — спрашивает Лика, моментально бледнея. Взгляд ее стекленеет, и я хватаю ее за руки.

— С тобой все в порядке? — прикладываю ладонь к щеке, но она ровно такой же температуры. Не знаю, зачем это делаю, но я оборачиваюсь, игнорируя попытку Лики утянуть меня в противоположную от входа сторону.

Меня ломает моментально. В глазах щиплет, в легкие перестает поступать кислород, а тело прирастает к полу. Это странно и больно, горько и мучительно — видеть любимого мужчину с другой женщиной. Родин входит в кафе в компании хрупкой брюнетки. Они улыбаются друг другу и держатся за руки. В глазах Жени столько теплоты, что я хочу разрыдаться и вдребезги разбиться прямо здесь. Он смотрит на нее с заботой и нежностью. Влюбленно. Он любит свою беременную девушку, а я промерзаю до костей.

Я думала, что розовые очки слетели с моих глаз давным-давно, но чувствую себя так, словно они прямо сейчас разбились стеклами внутрь. У меня не остается сил на слезы, но в глазах стоит пелена. Кусаю губы до боли, но она ни за что не сравнится с той, что жрет меня изнутри.

— Лен, отомри, Лена, — встряхивает меня Лика, и я наконец отвожу взгляд в сторону, отчего-то стыдясь того, что наблюдала за тем, как Родин ухаживает за девушкой. — Ну он все-таки козлина, — не стесняется в выражениях подруга, она всегда недолюбливала Родина.

— Прекрати. Он ведь не знал, что мы тут будем. Пойдем, — мы создаем слишком много суеты, а еще выглядим бельмом на глазу, стоя посреди зала.

Я тащу Лику к выходу, пока она разъяренно шипит, проклиная Родина. Она часто так делала, поэтому я привыкла и не обращала внимания. Сейчас каждое слово будто мне летит. Я не знаю, как отделить себя от них, но пропускаю все через себя, понимая, что ничего из этого я Жене не желаю, как бы плохо он со мной ни поступил.

Я глотаю слезы на входе в отделение, где сталкиваюсь с Соколовым, но не удостаиваю его и взглядом — лечу к кабинету, игнорируя глупую физиологию в виде мурашек. Меня трясет от того, что приходится заталкивать эмоции. Я не могу закрыться в туалете на час и прорыдаться, а потом выйти как ни в чем не бывало. Я не могу даже пару случайных слез обронить, потому что непременно найдется кто-то сопереживающий, который обязательно решит поинтересоваться, что у меня случилось.

Меня разрывает на части от невозможности остаться наедине с собой. Случайная встреча бьет по мне сильнее, чем я предполагала. Женя с ней, это точно. Он не скажет, что совершил ошибку, бросив меня. Не пришлет больше цветы, когда задержится на смене и сорвет наше свидание. Я забуду вкус его губ и больше не усну в его руках. Меня выбрасывает с райского острова в бескрайний и злой океан без спасательного жилета. И я тону.

Дрожь не проходит даже спустя полчаса. Сознание мутится, я перестаю соображать и уже в восьмой раз перечитываю строчку. Шмыгаю носом и набрасываю на плечи палантин, хотя в кабинете всегда было жарко.

— Елена Сергеевна, а вы не заболели? — раздается упрекающий голос Светланы Семеновны. Она терпеть не может, когда кто-то из нас уходит на больничный, ведь тогда на ее плечи ложится больше работы.

— Не знаю. Но после обеда я и правда себя не очень хорошо чувствую.

— Идите, наверное, домой, нечего нас тут заражать. Отлежитесь, и послезавтра выходите.