— Войдите, — слышу глухое и толкаю дверь, не оставляя шанса передумать.

В меня врезаются две пары глаз, да так резко, что впору бежать. Я словно дичь на прицеле двух охотников, и кто убьет меня первым — вопрос времени и сноровки.

— Привет, Лен, — улыбается Родин, поправляя кожаную куртку на плечах. У него всегда странная привычка сбегать раньше с работы. Она меня порой раздражала, потому что меня раньше никто не отпускал, но теперь я радуюсь, что Женя не задержится надолго. — Что-то случилось?

— Распишитесь в приказах, — не даю свернуть в личное. Теперь между нами исключительно деловые отношения.

— Давай, — Родин подхватывает ручку со стола и быстро черкает небрежные автографы.

— Удачно ты зашла, и правда пора домой собираться, — произносит Паша, глядя на часы. А мне в его словах мерещится намек, который быстро сходит на нет, когда я встречаюсь с безразличием с его стороны. Оно неожиданно больно царапает, но я напоминаю себе, что все правильно. С Соколовым меня связывает только случайный секс, и это далеко не крепкий фундамент для приятельских отношений.

А вот с Женей связывало гораздо больше, но находиться с ним в одном помещении сравнимо с пыткой. Родин, будто назло, читает шесть страниц, не спеша передавать мне документы. Странный, конечно, подход — сначала расписаться, потом читать, но я не тороплю. Давлю каблуком в пол и верчу стопой.

Я точно лишняя в этом суровом мужском кабинете. Когда-то мы здесь целовались с Женей и нас застукал Пашка. Это, кажется, было в другой жизни, теперь же обстановка давит. Здесь все строго и брутально, и мои потрепанные эмоции раздражающе по-девчачьи выглядят на фоне, поэтому собираю всю волю в кулак и натягиваю на лицо самую бесстрастную маску, которую только способна выдать.

Во всей ситуации радует одно — Соколов ведет себя так, словно между нами ничего не произошло. И это очень вовремя. Не то чтобы я собиралась сражаться за Женю и писать сообщения его бывшей-нынешней, просто не стоит афишировать все, что между нами произошло.

— Так, ладно, я помчал. До завтра, — передавая мне приказы, бросает Родин и поспешно отводит взгляд в сторону, будто боится на меня смотреть. Я тоже чувствую себя так, словно по горящим углям иду. Не получается пока от него отстроиться, мне все еще больно, а ему все еще стыдно за то, как все вышло. Неприятно это. Не вечность же нам так ходить, мы, в конце концов, работаем вместе и часто пересекаемся по производственным вопросам.

— Пока, — кивает Соколов, и до меня только сейчас доходит, что Женя поедет не домой, а к ней, ведь иначе не было бы смысла прощаться до завтра с соседом по квартире.

Боль стреляет в сердце, я закрываю глаза, голова кружится, но я держусь на ногах и глубоко дышу. Зря решилась пойти к ним в последнюю очередь. Думала, очередная встреча с Родиным меня до слез доведет, и я проревусь по пути домой, чтобы никто из коллег не видел меня в таком расшатанном состоянии. Теперь же я пошевелиться не могу, даже сделать вдох не получается, в легких жгучая пустота.

— Где поставить подпись? — вытаскивает меня из страданий голос Соколова. Смотрю на него и не понимаю, откуда в Пашке столько спокойствия, но оно удивительно действует и на меня.

— В двух приказах, — голос предательски дрожит. Три шага в направлении стола даются тяжело. Соколов гипнотизирует меня темно-карими, будто что-то выведать хочет. Я же стискиваю зубы и опускаю перед ним бумаги, заталкивая собственную слабость подальше. Потом, все потом.

Паша оставляет размашистые, почти директорские, подписи, а я зачем-то сравниваю его с Родиным. Так странно: при всей своей галантности Женя расписывается скупо, а вечно ледяной Соколов завораживающе красиво. Будь во мне немного больше психологизма, я бы наверняка провела параллели. Сейчас же меня хватает лишь на очередное убеждение в том, что люди далеко не всегда такие, какими кажутся при первой встрече.