Гоню прочь мысли и слишком резко выдергиваю из рук Паши документы. Он никак мой нервный порыв не комментирует. Я же складываю приказы, потому что на сегодня мой обход закончен, и направляюсь к выходу.

Соколов ни слова не проронил о нашей совместной ночи, даже когда мы остались наедине, и от этого странно. То ли он затеял какую-то игру, то ли все же сам понял, что с нас хватит одного пьяного секса. Спрашивать не решаюсь — сбегаю к себе, складываю приказы в папку и, быстро надев плащ, закрываю кабинет и иду на улицу.

Хочется отмыться от сегодняшнего дня. Родин, Светлана Семеновна, эти нелепые приказы. Все к черту. Приеду домой, закажу вкусную еду и включу боевик. Больше никакой романтики в ближайшую вечность. Хватит.

Выхожу на улицу и останавливаюсь под козырьком на крыльце. Дождь барабанит, проверяя на прочность расшатанные нервы. Терпкий запах заполняет легкие спокойствием. Смотрю, как улица медленно тонет в нескончаемом потоке воды. Это удивительно восхищает и одновременно бесит, потому что бежать мне под этим ливнем до остановки, а потом мокрой тащиться к дому.

Позади открывается дверь. Кто-то тоже не спешит нырять под ледяной дождь, но уже через несколько секунд я ощущаю легкий аромат мужского одеколона, который будит во мне слишком много чувств. Злость, страх, страсть — собирается жгучий коктейль, который гасится одной простой фразой:

— Пойдем, я отвезу, — Соколов не спрашивает, нажимает на кнопку сигнализации. Машина сверкает фарами. Паша спускается по лестнице, не дожидаясь ни меня, ни подтверждения. Я ведь не давала согласия, хотя нужно быть полной идиоткой, чтобы отвергнуть предложение добраться до дома с комфортом и тащиться в дождь до остановки.

6. Глава 6

В машине тепло и пахнет ароматизатором с зеленым яблоком. Я сажусь вперед и поправляю полу плаща, которая так и норовит соскользнуть на коробку передач, где лежит рука Соколова. От мысли, что мы случайно соприкоснемся, волоски на коже поднимаются дыбом. Это неправильно, нам больше нельзя пересекать черту. Хватит одного раза, и так все вылилось в неловкое молчание и напряжение, которое между нами можно резать ножом.

Паша молча выезжает с парковки и сосредотачивается на дороге. Поток плотный, еще и дождь не упрощает ситуацию. Мы тащимся с черепашьей скоростью, и я представляю, насколько долгой выйдет поездка. Может, все-таки стоило два часа подождать такси? Тишина давит, я слышу ровное дыхание Соколова, и оно неожиданно бесит. Его спокойствие раздражает. Будто ему не дискомфортно находиться рядом после вчерашнего, будто не обижен из-за того, что я его использовала. Вечно молчаливый и хмурый, черт его разберет.

Моя истерика разбивается о его ледяное спокойствие, стоит нашим взглядам встретиться, когда мы останавливаемся на светофоре. В горле моментально пересыхает, меня против воли затягивает в бездну темных глаз. Это невыносимо. Мы будто наглядеться друг на друга не можем, а в сущности мне не хватает смелости отвернуться первой. Я как олень, застывший в свете фар: понимаю неизбежность ситуации, но не могу даже предпринять попытку, чтобы все изменить. Молча принимаю судьбу. И сейчас она твердит, что надо бежать. Бежать как можно дальше от Соколова, потому что на дне его взгляда нет ничего хорошего — там проводят ритуалы черти, и только дьявол знает, чего они хотят.

— Алён, — начинает с тяжелым вздохом, но не успевает договорить, прерванный сигналом машины позади. Паша рычит едва слышно и все-таки возвращается к дороге.

А меня начинает трясти, как от озноба. Я будто была в шаге от падения, а потом меня утянуло назад от края обрыва. Меня бросает в жар, расстегиваю пуговицы тренча. Соколов бросает быстрый взгляд, но никак не комментирует. До скрипа сжимаю ремень сумки, но это не помогает найти равновесие.