— Ну и езжай, я с тобой точно не поеду, — отмахнулся Мирон.
— А я и не прошу, — спокойно ответил Василий. — Ты только мою отлучку прикрой. А?
Мирон долго смотрел на брата пощуренным взором. Приятное лицо Василия с живыми карими глазами и темными вихрами было до боли родным и любимым. Но он все равно не мог понять, как это, из-за какой-то там первой встречной девки мотаться почти двести верст туда и обратно, только чтобы повидаться. Нет, он не понимал Василия.
— Ладно, — кивнул Мирон. — Пошли трапезничать. Наверняка Ждан наварил перловой каши с салом. А то мне еще после в банях убирать надо. Я сегодня там за мойщика.
.
9. Глава VII. Старец
На рассвете следующего дня, когда занималось ярко-оранжевое солнце, Мирон проворно направился в высокую двухэтажную избу старцев. Накануне они долго говорили с братом, и глубокой ночью Мирон принял непростое решение, которое в этот момент казалось ему наиболее правильным. Поднявшись в полутемный терем, молодой человек направился к келье настоятеля монастыря, старца Радогора, намереваясь решить все сегодня же. Едва молодой человек приблизился к келье, как увидел, что она открыта. Он прошел внутрь. Старец Радогор стоял напротив двери и быстро вскинул глаза на молодого человека. В длинном темном монашеском одеянии, с непокрытой седовласой головой, он вызвал у Мирона благоговейный трепет своим пронзительным, горящим взглядом.
— Я ждал тебя, Мирон, — произнес старец.
— Правда? — удивился Сабуров.
— Отчего-то знал, что ты придешь, оттого и посылать за тобой не стал.
— Я хотел поговорить с вами, отче.
— Дверь прикрой, — велел Радогор. И молодой человек повиновался. Старец отошел к окну, отвернувшись от него. Смотря на улицу, Радогор спокойно заметил: — Видел, ты пса приблудного привел.
— Отче, он не будет мешать, — воскликнул порывисто молодой человек. — Он даже не лает. Болеет он, едва не помер. Позвольте, он будет в моей келье жить.
— Не дело это, — сказал строго Радогор, так и не поворачиваясь к молодому человеку и смотря в окно.
— Привязался я к нему, отче. Он хоть немного радости мне приносит, — не унимался Мирон.
Радогор долго молчал и лишь через некоторое время повернулся к молодому человеку и разрешил:
— Хорошо, пусть живет.
— Благодарствую, отче! — выпалил Сабуров довольно. Но тут же, нахмурившись, добавил: — Только недолго мне осталось жить в монастыре.
— Вижу, ты хмур, — заметил старец. — Ты не должен отчаиваться.
— Как же быть, отче? Если отца обвиняют в измене и приговорили к мучительной смерти?!
— Я как раз хотел поговорить с тобой об одном деле, — тихо сказал старец, но Сабуров перебил его:
— Мне нужна свобода. Я хочу уйти с царской службы.
— Отчего же? — спросил строго старец.
— Я нужен теперь отцу. Должен оправдать его! И найти истинных убийц царицы.
— Да, это твой долг, Мирон. Однако послушай меня, — начал увещевательно Радогор.
— Вы будете меня отговаривать, отче. Но я не стану вас слушать! Я уже все решил! — порывисто заявил молодой человек.
— Ты самый искусный и уникальный витязь «волчьей сотни», сынок, — заметил Радогор печально. — Мне будет жаль, если ты уйдешь со службы.
— Зачем мне эта служба, ежели государь не хочет оправдать моего отца?
— Послушай…
— Что слушать? Я не хочу служить царю, который так жесток с нашим родом. А мы ведь верой и правдой — и батюшка, и мы с братом — служили ему. А он, негодный, только крови нашей жаждет, видимо!
— Замолчи! — в ужасе прикрикнул на него Радогор. — Услышат. Потом пожалеешь, что так говорил.
Как-то весь сжавшись от окрика старца, Сабуров замолчал, поджав губы, и устало бухнулся на лавку, стоящую сбоку. Обхватив ладонями виски, молодой человек опустил буйную светло-русую голову на грудь и прошептал сам себе: