Маленькая комнатка с тусклой лампой под самым потолком, дверью с окошком для передачи еды, стул, стол - привинченные к полу, унитаз и кровать-полка, откидывающаяся от стены. Вот так выглядело скудное убранство карцера, куда Савельеву угораздило попасть на ближайшие пятнадцать дней.

«Не так уж и страшно за возможность увидеть удивление на лице этой зловонной суки, когда я запустила в нее борщом», - приободрилась Ника, осматривая помещение.

Она потянулась к кровати, собираясь ее разложить, но за спиной раздался окрик:

- Не положено! На койке можно лежать только во время отбоя!

16. Глава 16. Идеальный Марк

Все думают, что самое страшное - это оказаться в местах лишения свободы, но самое страшное - попасть в карцер в этих самых местах – в штрафную изолированную камеру. По мнению создателя карцера в СИЗО, в который была помещена Ника, главное, что должно было возыметь воспитательный эффект, - это вовсе не то, что ее лишили общения, а то что, во-первых, Ника была лишена возможности мыться даже тот единственный раз в неделю, что был у всех остальных, а во-вторых, ей не позволяли ничего, даже читать. Свидания и передачи на период нахождения в карцере также были запрещены. Словом, ей создали все условия, для того, чтобы она хорошо подумала над своим поведением и не отвлекалась от этого занятия ни под каким предлогом.

Из-за побоев долго сидеть или стоять она не могла, потому просто ложилась на бетонный пол, напрочь игнорируя риск простудить почки. У нее сильно болело в левом боку, и Ника молилась о том, чтоб доктор был прав и у нее действительно не было внутренних повреждений. Хотя по ощущениям, казалось, что сломано ребро. Синяки разрастались, меняли цвет, а места побоев ныли от каждого движения, потому ненадолго забыть о боли можно было только, когда она лежала неподвижно.

В каждодневной суете нет времени, чтоб вот так лежать, уставившись в потолок или стену, и ничего не делать. Раньше Ника сетовала на то, что некогда даже помечтать, зато сейчас возможности было хоть отбавляй. Правда, ни место, ни ее моральное состояние не располагали к тому, чтоб мечтать. Думать о том, что с ней стало, тоже не хотелось, и тогда она стала вспоминать. Ника выискивала из тайников памяти исключительно счастливые моменты, и ловила себя на мысли, что наибольшее количество из них связано с ее сыном и … Марком. Два Марка - это та часть ее жизни, в которой она постоянно улыбалась. Нет, Ника не забыла о предательстве взрослого Марка, не простила то, как он пытался ее здесь сломать, вовлекая конвой и "атаманшу" в свои хитроумные схемы воздействия, но это все равно не могло затмить те два солнечных года, когда они были вместе.

Странно, но Борис не вспоминался совсем. Ника не любила его. Испытывала благодарность, за все что он делал для нее, но не любила. Потому, когда вскрылось его предательство, то в отличие от Марка, с которым несмотря ни на что, осталось прошлое, все что связано с Борисом стёрлось полностью, будто и не было никогда.

Как растянуть светлые воспоминания так, чтоб хватило на часы, дни, несколько дней? Нужно вспоминать все в мельчайших подробностях, смаковать каждую эмоцию, взгляд и интонации голоса...

***

Семь лет назад, Москва

На парковке стоял старенький Daewoo Matiz грязно-серого цвета. В техпаспорте было указано коричнево-серый, просто потому что в классификации цветов в ДПС не было цвета - 'грязный". Ника от переизбытка чувств не двигалась, почти не дышала и приросла ногами к асфальту.

- Ты не смотри, что она потрёпанная. Первую машину нет смысла покупать дорогую, - невозмутимо пояснял Марк, - Вот сможешь год безаварийно поездить на этой, тогда куплю тебе ту, что захочешь.