– Но объясните мне как специалист дело Волопасского… Мы все его знали, человек порядочный, не бандит, как же он мог задушить эту девку? Да еще из-за денег? Ерунда какая-то! Все равно что представить, будто Семен Федотович убьет Элизабет, чтобы забрать серьги!

Крылов снова пожал плечами.

– Вина Волопасского доказана, приговор вступил в законную силу. О чем тут говорить?

– Не приставай к человеку, Иван, – прогудел Семен Федотович. – У него работа болтовни не любит, понимать надо! Давайте лучше выпьем за человечность…

К столу вернулась Галина Рогальская, поискала глазами по сторонам, рассеянно сообщила:

– Полегчало Надьке. Воды попила, на воздухе постояла – и очухалась. Я ее в такси посадила.

– Работать можно везде, – продолжил Семен Федотович, – главное, надо оставаться человеком.

– Что вы имеете в виду? – Крылов уже понял, как закончится этот вечер.

– Вот вы пили за чистоплотных людей. И я о том же. Неважно, какая у тебя профессия, важно быть порядочным, принципиальным. Если там вор, бандит, убийца – никакой пощады, крути его в бараний рог! А если хороший человек, по работе неприятности, попался, семья, дети, – надо ему помочь. Ведь правильно? У него ни ножа, ни пистолета, он никому не опасен, зачем же его за решетку сажать, вместе с преступниками? Люди должны помогать друг другу! Ты его поддержал в трудную минуту, он тебя – всем хорошо, все довольны. По-моему, так и надо. Правда?

Слова Семена Федотовича проще всего было расценить как призыв к индивидуализации ответственности, гуманности закона, глубокому и всестороннему выяснению всех обстоятельств дела – основным принципам советского судопроизводства, с которыми солидарен любой юрист.

Проще всего было неопределенно кивнуть головой, промычать что-то вроде согласия, как принято среди воспитанных интеллигентных людей, чтобы не вступать в ненужный спор и не портить настроения себе и другим. Ведь ничего не стоило сделать вид, что не понимаешь, какой смысл прячет сосед по дружескому застолью за хорошими и правильными словами о порядочности, принципиальности, человечности.

Но сам-то Семен Федотович знает, что ты прекрасно понял подтекст, да и остальные – Толик, Галина, Элизабет – все они ждут твоего кивка, потому что это и будет тот самый, первый маленький безобидный компромисс…

– Правильно я говорю? – Семену Федотовичу не терпелось получить подтверждение своей правоты.

– Не понял. Вы хотите сказать, что грабителя и хулигана надо сажать в тюрьму, а расхитителя и взяточника отпускать, рассчитывая на его ответную благодарность?

Называть вещи своими именами не принято по правилам игры, и Семен Федотович оторопело замолк. Наступила короткая пауза. Вдруг Галина, которая уже несколько минут напряженно прислушивалась к чему-то, вскочила и бросилась в коридор. Распахнулась дверь ванной, раздался хлесткий шлепок.

– Идиотка, глаза!

В комнату вбежал Роман с расцарапанным лицом, одна щека сохранила отпечаток ладони супруги.

– Вот дура! Я же ничего не делал!

Из ванной донеслись еще несколько шлепков, Элизабет поспешила туда.

– Хорошо сидим! Еще по одной? Ваш тост, Семен Федотович! – откровенно издевался Крылов.

– За чувство долга! – Семена Федотовича было трудно выбить из колеи даже таким убийственным юмором. – А вам что же, действительно никогда не предлагали?

Крылов вспомнил тамбур ночного скорого, замызганный железный пол, по которому катались они с Глушаковым, тусклый свет слабой лампочки где-то далеко вверху, противную мысль о возможной смерти и о том, что проводник плохо подметает: в углу у распахнутой в грохочущую темноту двери валялись окурки. Как он все-таки заломал противника и отобрал у него пистолет, но поверил в победу и ощутил радость от выполненного задания только тогда, когда бандит срывающимся от боли голосом выдавил: «В купе чемодан, там сорок тысяч. Бери себе, и разошлись, я здесь прыгну…»