17. глава 16
Клавдия
- Ятишь твою налево… - ошарашенно произносит мать, вырастая на моём пороге и во все глаза глядя на съёжившуюся Ниночку.
- Ятишь твою налево… - нараспев повторяет мать, прежде чем удариться в отчаянный плач.
Мать плачет и плачет, закрыв лицо руками. «А мы-то с отцом головы себе сломали, чего ты не едешь, внучку нашу не везёооошь, -причитает она, - а внучка-то нашаааа… Внучка-то у нас дурочкааа…»
Мать плачет и воем воет у меня в квартире, а я стою, опустив руки, смотрю на свою мать, на её простую старенькую одежду, на тяжёлые сумки с гостинцами, что бросила она на пороге. Потом я поворачиваюсь к своей дочке, Ниночке, обнимаю её крепко-крепко, глажу по голове, целую её бледные щёчки.
Только бы Ниночка не испугалась незнакомой бабушки, только бы не заплакала. Ниночка не плачет. Она робко и несмело высвобождается из моих объятий, тихонько подходит к матери и гладит ту по ноге.
Мать вздрагивает, смотрит на внучку. «Ах ты ж бедная наша… - всхлипывает мать, - ах ты ж бедная…»
- Да за что нам, Клавка? За что? Что мы сделали не так? За какие такие грехи наши?
- Не знаю, мам. Не знаю…
Мать гостит недолго. А уезжая, просит об одном: никогда не привозить к ним Ниночку. Потому что такую стыдобу им с отцом не пережить. Я не обижаюсь на мать. Я её понимаю. Ниночка подросла, и то, что моя девочка не такая, как все, уже бросается в глаза.
Я понимаю, мать не хочет, чтобы о нашей семье говорил весь город. Хотя и не считаю, что моя Ниночка это стыдоба. У моей доченьки просто… Просто не так, как у всех… Когда мы идём с ней по улице, люди смотрят на неё… Смотрят как на какого-то зверька…
Я… Я всегда иду с гордо поднятой головой, ведя за ручку своё дитя. Ох… Я пытаюсь, пытаюсь как-то развивать свою девочку. Но все мои попытки оказываются втуне. Ниночка никак не может научиться даже нормально разговаривать. Всё, что она может произнести, так это спросить, хорошая ли она… Всё…
Моё сердце разрывается всякий раз, когда в сотый раз за день моя дочка спрашивает меня, хорошая ли она. Ох. «Хороший?» - спрашивает моя девочка, указывая на себя пальчиком, снова и снова… Я скоро сойду с ума…
«Возможно, алкоголизм отца Вашей девочки сыграл свою роль… Возможно, на синдром Дауна наложилась общая задержка в развитии, характерная для детей пьющих родителей… - осторожно говорит мне молоденькая врач Света… - мы можем попробовать терапию для стимуляции умственной деятельности, - продолжает она, - но таблетки довольно сильные и могут негативно сказаться на общем здоровье Вашей девочки… Вы же понимаете, так можно посадить почки, печень, желудочный тракт… Ну будет она у Вас немножко лучше соображать, но Вы замучаетесь лечить её внутренние органы… Решать Вам, конечно…»
Проклятый алкоголик Дима. Проклятая скотина Дима. Врач Света что-то говорит ещё про то, что с такими детками, как моя Ниночка, нужно очень много заниматься, что Ниночке нужно общение с другими детьми, чтобы она социализировалась хоть немного. С другими детьми… Которых мамы уводят поспешно, стоит нам с Ниночкой показаться вблизи детской площадки…
Я смотрю на складненький ротик врача Светочки и мне хочется завыть воем, как выла моя мать, увидев мою дочку. Как?! Когда?! Когда я должна развивать свою дочку, если я езжу на эту проклятую работу за тридевять земель! Если у учителя ненормированный рабочий день!
И если на мне висит ещё и классное руководство с этими чёртовыми классными часами и экскурсиями для развития детей, которых я ненавижу с каждым днём всё больше и больше только за то, что они обычные, здоровые дети! А я не могу отказаться ни от классного руководства, ни от дополнительных часов!