И тогда, если Миша выдержит этот своеобразный экзамен… Вот тогда-то, тогда…

Миша пришёл ко мне, когда было уже за полночь. Увидев меня, он потерял дар речи. Да. Он потерял дар речи.

Я стояла на фоне горящих свечей в полупрозрачном пеньюаре цвета пыльной розы. Миша оправил ремень и медленно подошёл ко мне, скрипя начищенными сапогами. Бережно, словно я могла разбиться, он обнял меня, зарывшись лицом в мои волосы, пахнущие сладкими заграничными духами.

Я сразу почувствовала его эрекцию. О, она была немаленькой. Но Миша не спешил. Он не стал накидываться на меня подобно Григорию Петровичу, о нет.

«Ты моя волшебница», - прошептал он мне на ухо, прикасаясь горячими губами к моей шее. Потом его губы легко задели мою щёку. Это было немного щекотно. Я вздохнула и обняла его.

От Миши пахло табаком, чисто вымытым телом и немного одеколоном. И ещё у его форменной рубашки был запах такой чистой, очень хорошо выглаженной ткани. Я не стала вспоминать о той, которая с таким старанием выгладила его рубашку.

Я застонала тихонько от предвкушения и раскрыла для него губы. Мой пеньюар слегка распахнулся, обнажая полоску моей кожи, золотистой в свете свечей…

Тяжело дыша, Миша дрожащими руками, продолжая жадно терзать мои губы, спустил с моих плеч лёгкую ткань одежды… Послышался звук расстёгиваемой пряжки ремня… И вот уже его горячая напряжённая плоть прикасается к моему животу, кожа к коже.

«Я с ума от тебя схожу, Клавочка», - хрипло шепчет Миша… Я же, не в силах терпеть, тяну его в сторону кровати… И потом сама широко раздвигаю ноги…

Я так хотела уже этого, так хотела почувствовать мужчину внутри меня, что стала совсем, совсем мокрой, и теперь сочные чавкающие звуки заполнили мою маленькую квартирку. Чмок-чмок, чмок-чмок… Глубже, глубже, сильнее… Кажется, я кричала это Мише… А, может, и нет… А, может, и нет…

Мы достигли вершины одновременно. И я опять закричала, захлёбываясь в этом чувственном водопаде, наконец подарившем чудесную воздушную лёгкость моему изголодавшемуся телу…

- Почему ты кричала «Митя», Клавочка? – спросил после всего Миша…

Я не захотела отвечать ему, зарывшись в подушку и уже засыпая, измождённая и довольная. Какое ему дело до того, что я кричала. Я уже забыла про этого Мишу, хотя он ещё даже не успел уйти. С ним было хорошо, он удовлетворил меня физически, и теперь моё тело, моё женское естество успокоится на время. Но Миша не сдал экзамен, нет… С ним было хуже. С ним всё равно было хуже…

Миша потом знатно надоедал мне. Ходил за мной, умоляя о новой встрече. Таскался за мной, не выбирая места и времени, рискуя попасться на глаза своей жене. Что и произошло однажды. Жена плакала и рвалась вырвать мне волосы и выцарапать глаза.

Но всё обошлось. Вмешались другие офицеры, и я, стоя под их защитой, объяснила ей публично, что ни в коем случае не претендую на её мужа. Что мне самой неприятно, что Михаил не даёт мне прохода, да.

Это было правдой, и женщина поверила мне. Поверил и Миша. Его глаза побитой собаки вызвали у его жены новый приступ истерики.

Мишу вскоре перевели в Союз. За границей не место публичным скандалам. А если бы это каким-то образом попало в газеты?!

Потом, после Миши, были и другие. Те, другие, после отставки страдали молча. Участь Миши не хотел повторять никто.

Да… Я тщательно выбирала их, а потом меняла как перчатки, легко и быстро.

Они были разными, и в постели вели себя по-разному. Некоторые даже делали мне такие вещи… О… Они целовали и лизали меня там! О да… В моём родном городе о таком, наверное, и не слышали… И я очень, очень сомневаюсь, что жёны моих любовников хотя бы раз вкусили эту стыдную сладкую ласку. Очень сомневаюсь…