— Я не собиралась… задерживаться… допоздна…

— Поэтому в десять вечера ты все еще здесь?

Десять! Обалдеть… Я думала, максимум два часа прошло. Устало вздохнув, виновато поднимаю взгляд и невзначай накручиваю локон волос на палец. Ей богу, ощущаю себя провинившейся школьницей. Однако он имеет право злиться.

— Ладно! Идем, тебе нужно в душ, маленький потный гризли, — голос Хана становится заботливым и даже немного шутливым, но это именно то, что помогает мне забыть о страхе.

Вот только беспокойство, вызванное выключенным электричеством, никуда не девается. Как и тревожное воспоминание о мужском силуэте, который я заметила в отражении зеркала.

14. 13

Всю дорогу до дома я чувствую, как неприятная тяжесть разрастается в животе, и даже болтовня Хансона больше не в силах что-либо изменить. С каждым новым шагом его голос приглушался пробирающейся в сознание паникой. Не только из-за странного беспокойства, но и из-за страха наткнуться на легендарного хищника здешних краев. Сегодня я впервые встречаюсь с дикой ночью островов. Признаюсь, это жуткое удовольствие, и, если бы не фонарик, боюсь, мы бы даже не нашли тропу до коммуны.

— Эмма? — недовольно зовет друг, и я понимаю, что далека от сути нашего разговора.

— Да… прости, — крепче цепляюсь за его руку, — повтори, пожалуйста.

Хансон запрокидывает голову с вымученным вздохом, после чего какое-то время мы идем в тишине, нарушаемой лишь звуком наших шагов. Он говорил что-то важное?

— Ты сегодня сама не своя. Уверена, что все в порядке?

— Да… все эм… — киваю, — нормально, это все ночные смены. Так что не переживай на этот счет. Мне нужно просто нормально выспаться.

Мы останавливаемся возле моего дома, и наступает неловкая заминка, во время которой Ханс избегает встречаться со мной взглядом. Что за ерунда?

— Если хочешь, я могу зайти…

Он запинается, когда внезапно загораются уличные фонари, и я с облегчением выдыхаю. Провести ночь без света, да еще и в компании кошмаров не очень-то заманчиво. Боюсь, если бы не чудесное возвращение электричества, я бы сама попросила друга остаться. Но умом понимаю, что подобный жест для нас лишний. Для него так точно.

— Не нужно, Хансон, — покачав головой, невозмутимо подхватываю прервавшийся диалог. — Тем более завтра понедельник, и тебе рано вставать. Со мной все в порядке, правда. Просто перенервничала на смене. Сам знаешь, на выходных там… — шутливо жестикулирую руками, — дурдом.

Ну вот почему он так серьезно на меня смотрит?

— Послушай, Эмма, — произносит он таким тоном, что я уже начинаю волноваться. — Я больше так не могу. За последние полгода ты въелась мне под кожу. Да я думаю о тебе чаще, чем дышу, — яростно признается он. — Неужели… неужели ты не видишь, как дорога мне?

Черт! Нет. Отставить, Ханс!

— Не нужно, Хансон, — как-то робко останавливаю его, страшась задеть чувства друга, но сегодня он решителен как никогда.

— Я должен попробовать, — дыхание перехватывает, когда его ладони обхватывают мои щеки и… проклятье, у меня нет ни единого шанса вырваться из этих объятий.

— Хансон…

— Ты не можешь вечно отталкивать меня, Эмма. — Его мягкие губы с силой накрывают мои, и я вздрагиваю, замерев на месте, как ослепленный фарами зверек, у которого вместо сердца маленький моторчик.

Это действительно происходит?

Я приоткрываю губы, чтобы выдавить протест, но делаю только хуже и позволяю ему углубить поцелуй.

И, черт возьми, этот поцелуй такой нежный, чувственный. Уверена, именно так целуются принцы в сказках, вот только все мои поцелуи уже давным-давно принадлежат самому страшному злодею, и мне нечем ответить этому принцу.