Мысленно я готовила себя к тому, что моя затея может потерпеть оглушающую неудачу, но вера в лучшее пересилила голос разума. А на что я надеялась? Приду, попрошу не выгонять Даню с работы и меня тут же послушаются? Вообще-то именно на это я и рассчитывала. Дура наивная!

— Я перед тобой еще и отчитываться должен? — темные брови сходятся на переносице, как две грозовые тучи. Черты лица заостряются, а глаза от вскипающего гнева темнеют, напоминая две бездны.

— Я… Я просто не знаю, почему Даню уволили. Он гордый, признаваться не хочет, и я подумала, что смогу как-то сама решить эту проблему, — лепечу на одном дыхании, нащупывая пальцами свой рюкзак.

— Твой сопляк, — всё же вклинивается в наш разговор Шраменко хриплым прокуренным голосом, — трахнул бабу Барона.

Его ответ сродни мощному выстрелу, что попадает мне прямо в грудь. Куда-то в самый ее центр. Я даже воображаю холод вылетевшей насквозь пули. Первое, что взрывается в моем мозгу — абсолютное отрицание. Даня никогда в жизни так со мной не поступил бы. Кто угодно, но только не он. Конечно же, я не верю словам Шраменко. Почему это он должен говорить правду?

А почему он должен лгать?

— Пошла вон, — басит Барон. — Еще раз увижу тебя или сопляка твоего, пеняйте на себя, — это не предупреждение, а угроза, причем самая натуральная.

Позвоночник стягивают колючие холодные путы страха. Взгляд тёмно-карих глаз буквально размазывает меня, превращая в ничто. Я вскакиваю со стула, хватаю рюкзак и крепко прижимаю к своей груди, опасаясь, что он может вот-вот развалиться у меня в руках. Чувство унижения ударяет прямо между лопаток. Я ощущаю свирепый взгляд Барона на себе до тех пор, пока не скрываюсь за дверью.

Буквально вылетев из здания, я подставляю лицо ледяным каплям сентябрьского дождя. Мне нужно несколько секунд, чтобы прийти в себя и как-то уместить в сознании мысль о том, что Даня возможно изменил мне. Нет. Он этого не делал. Мы ведь с детства вместе. Он всегда обещал меня оберегать и любить. Ближе его у меня никого на всём белом свете нет.

Натянув на голову капюшон, я плетусь к автобусной остановке.

3. Глава 3.

Рядом с домом я захожу в небольшой круглосуточный магазин, чтобы купить бутылку молока для Дани и один лимон для себя. Даня очень любит молоко, а мне от него всегда становится плохо. Я больше чай люблю, особенно с долькой свежего лимона.

Стоя у витрины, я никак не могу собраться с мыслями. В голове всё еще неприятно звенят слова Шраменка, а перед внутренним взором назойливой картинкой прокручивается сердитый взгляд Барона. Даже сейчас, когда я нахожусь на другом конце города, меня всё равно пробирает дрожь лишь от одного малюсенького воспоминания об этом человеке.

Я не хочу думать о том, что Даня мог мне изменить. Но где-то там, в самой глубине души, возник червячок сомнений. А если это правда? Если Даню, действительно, уволили из-за того, что он позарился на женщину босса? Нет. Нет, нет и еще раз нет!

Пока я стою в очереди, крепко стиснув в руках старый потёртый кошелек, память услужливо напоминает мне о некоторых деталях. За месяц до того, как Даню уволили, у него внезапно появилась пара дорогой брендовой обуви. Потом еще через пару дней — комплект стильных не менее дорогих рубашек. А еще позже в его бумажнике я обнаружила просто неприличную сумму наличных. Для обычного автомеханика, который пусть и работал на авторитетного и состоятельного человека, это всё равно была непозволительная роскошь. Откуда она у него могла появиться?

Я пыталась вытянуть из Дани правду и хоть какие-то чёткие ответы, но он лишь отмахивался. Что-то невнятно говорил про какую-то неожиданную премию и желание немного побаловать себя. Я ему поверила. Я всегда и во всём верю Дане. Я преданна ему и никого, кроме него, у меня в сердце нет. Но что, если моя преданность, моя любовь мешают мне увидеть правду? Мешают снять те самые розовые очки, которые наверняка есть у каждой двадцатилетней по уши влюбленной девушки?