Лифт издает характерный звук, извещающий о прибытии и его двери раздвигаются, выпуская наружу немногочисленных пассажиров. Вхожу внутрь и взгляд непроизвольно цепляется за отражение в зеркале. Благо, в лифте я одна. Смотрю на себя и не узнаю просто, в ярком освещении светодиодных ламп мой, и без того непривлекательный облик, сейчас выглядит еще печальнее.

И когда я успела превратиться из вполне себе симпатичной девчонки в то, что сейчас отражалось в зеркале? Уставшая, осунувшаяся с красными опухшими глазами и синими на пол лица кругами. Да, Лиса, браво, в свои неполные двадцать ты мечта производителей косметики.  

Когда лифт останавливается на нужном этаже, меня охватывает дрожь. Стоило, наверное, заготовить речь, прежде чем приходить. Мне всегда было сложно просить, не привыкла я этого делать, мне было проще самой, но отчаянные ситуации требуют отчаянных мер, так ведь? Выхожу из лифта, когда двери в очередной раз раздвигаются, и попадаю прямиком в приемную. Я уже здесь бывала, давно, в прошлом, когда еще папа был жив и все это принадлежало ему.

Правда, с тех пор здесь многое изменилось. Нет больше тех живых обоев на стенах, удобного, мягкого и приятного на ощупь огромного дивана, нет целой дюжины горшков с самыми разнообразными растениями, которые так любила папина секретарь, нет того уюта, что чувствовался стоило только оказаться в этом месте. На смену ему пришли голые белые стены, маленький кожаный диван в углу и стеклянный стол с сидящей за ним платиновой блондиночкой, что-то увлеченно и торопливо печатающей на клавиатуре.

— Хмм, добрый день, — обращаю на себя внимание блондиночки, которая, оторвавшись от экрана монитора, переводит на меня взгляд, совершенно не стесняясь разглядывая и не скрывая презрительной ухмылки. — Мне к Игорю Павловичу.

— Проходите, Вас уже ждут, — она даже не уточняет кто я, бросив короткую фразу, девушка демонстративно отворачивается и снова утыкается в монитор.

А я, набрав в легкие побольше воздуха, двигаюсь вперед, к двери, порог которой обещала себе не переступать. Подхожу ближе, нажимаю на ручку и открываю дверь. Дядя Игорь сразу же поднимает голову и, усмехнувшись, откидывается на спинку огромного кресла. Сколько мы не виделись? Почти десять лет? Я бы рада еще столько же его не видеть. Он постарел и довольно сильно изменился. В сидящем за столом, тучном мужчине, с порозовевшими щеками и отчетливо выделяющимся вторым подбородком, я с трудом узнаю когда-то вполне симпатичного, пусть и немного худощавого, брата моего отца.

— Неожиданный визит, — выдает, не удосужившись даже поприветствовать. В голосе издевка, в глазах презрение. Мне не привыкать, другого отношения к себе я и не помню.

— Здравствуйте, — отвечаю, закрывая за собой дверь, но продолжаю стоять у порога. Пройти дальше и присесть мне предлагать не собираются, а мне и не нужно, на расстоянии оно как-то лучше соображается.

— С чем пожаловала? — интересуется, продолжая сверлить меня взглядом. — Дай угадаю, денег просить? — попадает в цель, а я сжимаю кулаки до боли и зубы стискиваю так, что, кажется, они вот-вот крошиться начнут. Ничего, Лиса, иногда гордость можно, и даже нужно засунуть в задницу.

— Я…мне больше не к кому обратиться, — произношу, с трудом сдерживая порыв позорно разреветься перед мужчиной. Да и не подействует это на него, только разозлит, а мне нужно, чтобы выслушал. — Мама больна и…

— А я тут причем? — перебивает и приподнявшись, расстегивает пуговицы на, судя по всему, сковывающем движения пиджаке. Оно и неудивительно, интересно, как он еще не затрещал по швам, ну явно же маловат.