— Привет, — отвечает мама и делает попытку улыбнуться, правда, получается совсем плохо. Беру стоящий неподалеку стул, ставлю его возле кровати и сажусь напротив мамы.

— Как ты себя чувствуешь?

— Нормально, — стандартный ответ. Всегда один и тот же. Моя мамочка она такая, никогда не жалуется и не сетует на судьбу. Только вот сдается раньше времени. — Как твои дела? — спрашивает едва слышно, внимательно вглядываясь в мое лицо. А я сейчас понимаю, что дура я беспросветная. Потому что следы заметать надо и опухшие от слез глаза очень многое могут сказать. И нужно было замазать, привести себя в порядок прежде, чем появляться на глаза матери. Она же как сканер, все видит, а что не видит — чувствует.

— Все хорошо, мам, — пытаюсь держаться, но голос дрожит, и я с треском проваливаю свой собственный спектакль.

— Лиса, ты почему плакала? — мама зрит в корень, а я в очередной раз мысленно себя отчитываю. Дура. Дура. Дура.

— Я не плакала, просто устала и…

— Зачем ты мне врешь, — перебивает меня и мне становится стыдно. Опускаю взгляд на руки, которые не знаю куда деть.

— Мам, все нормально. Я хочу с тобой поговорить, и ты должна меня услышать.

— Нет, — отрезает мама прежде, чем я вообще успеваю что-либо сказать.

— Что…

— Я знаю, что ты сейчас скажешь. Нет, Лиса, мы не будем продавать квартиру, я не оставлю свою дочь без жилья, забудь об этом.

— Но… — смотрю на нее с открытым ртом. Я ведь даже сказать ничего не успела, да что там, я даже подумать толком не успела. Да, однажды я уже предлагала такой вариант развития событий. Мама наотрез отказалась. Аргумент был тот же.

Квартира принадлежит ей, без ее согласия ее не продать.

— Лиса, даже не начинай. Я тебе в прошлый раз все сказала.

— Мам, тебе нужна операция в столице, а лучше за границей, у нас нет таких денег, у нас…это выход, понимаешь, ты будешь жить, а квартира…да черт с ней, я заработаю, слышишь.

— Нет, Лиса. Теперь ты меня послушай, мы не будем ничего продавать и ты, — она смотрит на меня внимательно, пригвождая взглядом к месту, — ты прекратишь работать на износ и вернешься в университет. Я не хочу, чтобы моя единственная дочь тратила свою жизнь в пустую, корячась на десяти работах. Я хочу, чтобы ты жила нормальной жизнью, чтобы у тебя было жилье, друзья, молодой человек, в конце концов. Я умираю, Лиса, операция ничего не гарантирует…

— Не говори так, — перебиваю ее, потому что не хочу это слушать, не хочу, чтобы она себя хоронила. Как она не понимает, что без нее мне все это не нужно. Я просто не смогу без нее. Не могу ничего с собой поделать, слезы сами катятся с глаз и падают на руки. Ничтожество. Слабая, какая же ты жалкая, Лиса.

— Я говорю, как есть, Лисичка, и не надо плакать. Лиса, так бывает, люди умирают, хватит уже, просто дай мне умереть спокойно. Живи своей жизнью, у тебя все впереди, не надо гробить себя, тратя время и силы на больную мать.

— Мам…

— Все, Лис, я устала, ты иди домой, я хочу поспать.

— Мам.

— Иди, Лиса, — произносит тихо, закрывает глаза и отворачивается, давая понять, что разговор окончен.

Сжимаю кулаки, стискиваю зубы, чтобы не закричать от собственного бессилия. Ну как. Ну почему она не хочет бороться за свою жизнь? Ей ведь только нужно захотеть жить.

Мама больше ничего не говорит, глаза по-прежнему закрыты и мнее ничего не остается, как выполнить ее пожелание. Поднимаюсь, пообещав мысленно, что мы обязательно продолжим этот разговор и выхожу из палаты. Погруженная в собственные переживания, не замечаю идущего на встречу лечащего врача мамы и, конечно, грубо на него налетаю.