За траурным столом оставались самые стойкие гости, а потому общая атмосфера постепенно перекочевывала из поминальной в более простою и даже немного веселую. Полились застольные песни, послышался смех. Немногочисленные родственницы семьи покойного суетились, унося в дом со стола грязную посуду и меняя оставшимся гостям тарелки на чистые. Появлялась новая бутыль с самогоном, по мере опорожнения которой, очередного засидевшегося селянина уводила под руки его жена или кто-нибудь из его старших детей. Постепенно столы в саду пустели. Гости расходились, многие из них на ходу распевали протяжные деревенские песни о нелегкой крестьянской судьбе, иногда плавно переходя на матерные частушки, что были слышны еще долго, почти что затемно.
Обессиленная вдова сидела в избе на кровати, не раздевалась и не готовилась ко сну. Она больше не плакала, лишь только иногда всхлипывала и делала протяжный выдох. Потом, услышав рев голодной скотины из хлева, она звала кого-нибудь из дочерей или сыновей и раздавала им указания по домашней работе, которую непременно надо было выполнить сегодня, не откладывая на завтра. И дети ее послушно, предварительно успокоив мать, отправлялись делать то, что требовалось. Сыновья кормили скотину, приносили воду и дрова, что-то делали во дворе. Дочери разбирали кухонную утварь, опускали в подпол или уносили в погреб продукты, при этом одна освещала другой путь при помощи керосиновой лампы, то и дело, вытирая краем платка выступающие скорбные слезы.
Постепенно все было сделано. Замолчала в хлеву сытая и подоенная корова, затихли овцы. Осиротевшие члены семьи легли спать и, не смотря на потерю отца, измотанные похоронными хлопотами, быстро уснули.
При ярком лунном свете, пробивавшемся в хлев через маленькое оконце, все еще жевала свежее сено корова. Через изгородь от нее поила ягнят своим молоком овца. По соседству с ними сидели на жердях куры и петух, вход к которым был утроен отдельно и вел прямо в небольшой огороженный загон, а затем, через него и во двор. Остатки большой копны пахучей травы, что была брошена одним из сыновей покойного корове, медленно таяла, превращаясь в совсем небольшую кучку, которая сама собой еле заметно придвинулась к морде животного, избавляя того от необходимости сильнее вытягивать шею для продолжения трапезы. То же самое случилось и с кучкой травы в закутке у овцы. Потом кто-то крохотный и невидимый в темноте взрыхлил зерно в плошке для кормления домашней птицы, при этом свет яркой в эту ночь луны едва коснулся маленькой мохнатой лапки с черными острыми коготками, больше напоминавшей по виду человеческую руку в миниатюре, только спрятанную под обильным шерстяным покровом. Лапка исчезла в темноте хлева вместе с ее обладателем. А чуть позже под входной дверью прошмыгнуло что-то или кто-то, совсем крохотное, чье тело было покрыто густыми бурыми волосками. Этот кто-то или что-то не был похож не на крупную крысу, не на кошку, не на обитателя окрестного леса, будь то куница или лиса, прибывшая в селение к людям, чтобы поохотиться на домашнюю птицу или мелкий скот. Этот кто-то тенью проследовал от хлева к собачьей будке, где дремал хозяйский цепной пес, исправно несший сторожевую службу, но, не смотря на это не отреагировавший на движение в темноте должным образом. Он лишь приоткрыл один глаз, потом приподнял морду, высунул язык, словно не видел опасность, а встречал кого-то до боли знакомого, кому был рад, от чего псиная морда приобрела радушный вид.
Из тени на небольшой, хорошо освещенный луной участок двора, прошмыгнуло что-то или кто-то, сделав это так быстро, что даже очень внимательный глаз не заметил бы этого, в самом лучшем случае приняв молниеносное ночное движение за быстрый бег шустрой кошки. После это нечто небольшое и темное появилось возле собачьей будки, от чего пес в ней высунул морду, радостно обнюхивая своего гостя, а затем он попытался лизнуть его, но не успел, потому как ногтистая мохнатая ручка или лапка перехватила его, слегка прижав к земле черный песий нос. В ответ тот явно решил поиграть с неведомым существом, но не успел. Гость моментально исчез, скрывшись где-то в темноте двора, отреагировав на появление вдали толстой крысы, скачками преодолевавшей участок возле забора, и проследовавшей от угла хозяйского дома к хлеву, где мирно дремал домашний скот.