Услышав со стороны наставления от гостей, братья положили Василия на траву, оставив его в покое. Рядом с мужем опустилась на колени его супруга, сел возле матери его четырехлетний сын.

Разрядил обстановку своим появлением на поминках плотный, важного вида мужчина в пиджаке, надетом поверх темной, подпоясанной тонким ремнем рубахи и военного образца фуражке на голове. Его увидели идущим от калитки в сад, прокомментировав приход нового гостя словами:

– Председатель сельсовета прибыл. Новости принес. Сейчас что-то важное скажет.

За столом воцарилось уважительное молчание, будто его ожидали. Постепенно взгляды людей направились в его сторону и сосредоточились на нем.

Начальствующего вида гость остановился возле стола, снял с головы фуражку, подчеркивая этим повод для застолья и, оглядев всех присутствующих, будто убеждаясь в наличии среди гостей нужного количества аудитории и отсутствие чужаков, принял поданный ему стакан с самогоном. Направив взгляд на вдову, он громко произнес траурную речь, следом выпив до дна содержимое. Потом ему предложили одновременно закусить, поставив перед ним на стол чистую тарелку и присесть, для чего несколько человек подвинулось, а возле гостя появился стул. Тот, в ответ, вежливо отказался и, вновь оглядев присутствующих, начал то, ради чего он пришел к поминальной трапезе, зная, что именно здесь он застанет значительное число деревенских жителей, которых должен был увидеть в этот день.

– Завтра мне в сельсовет повестки доставят. – Начал он, немного сбиваясь в словах от волнения. – Кого призовут – не знаю. Видимо, мне придется нашего почтальона привлекать, чтоб разносил по домам.

Гости слушали его молча, до тех пор, пока одна из женщин не начал тихо выть, что было непременно подхвачено остальными селянками, ожидавшими явно не добрых новостей от председателя сельсовета и скорое убытие своих мужчин, мужей и сыновей, неизвестно куда и на сколько времени. Тот в ответ сразу же замолчал, видимо не зная, что говорить ему дальше в той ситуации, когда многим и так было все вполне понятно. Волновали только подробности и, сильно беспокоило непредсказуемость будущего.

– Кого мобилизуют, а кого оставят – не знаю. Так, что не пытайте. Все будет известно только завтра, – попытался он продолжить свое выступление, но так и не нашел должного количества слов, а потом опустился на стул и, наклонил голову так, чтобы не были видны никому из гостей его глаза.

Председатель еще какое-то время посидел за столом, но, чувствуя на себе напор некоторых, наиболее нетерпеливых и уже изрядно подвыпивших деревенских мужиков, опрокинул в себя еще полстакана самогона, встал из-за стола и, кивнув в знак прощания вдове, покинул траурное собрание людей, удалившись с него.

С его уходом долго еще не прекращались застольные разговоры о начавшейся войне, с непременными, по такому случаю, воспоминаниями о прошедших войнах, которые забирали в свои огненные жернова и, далеко не всегда возвращали домой сельских мужчин. Поднимали тосты за тех из не вернувшихся, чьи имена кто-нибудь называл за столом. Упрекали своих женщин за то, что начинают оплакивать еще не то что живых, а еще даже не мобилизованных мужиков.

Через несколько часов траурного застолья гости начала медленно расходиться, прощаясь с вдовой и ее детьми. Все, как правило, отходя от стола, делали заход ко все еще лежащему в саду на траве старшему сыну, высказывая ему слова сочувствия, а потом, отойдя на порядочное расстояние, удивляясь и обсуждая между собой невиданный случай на кладбище, главным участников которого был именно Василий.