Слава переключила внимание на тарелку, в которой уже не ковырялась, а вполне аппетитно поглощала не самый вкусный салат, где сплошь белок и зелень. Чертова диета, Слава ведь худенькая, но принесла домой бумагу с четким каллоражем и списком блюд. И ведь не отходит от этой системы, несмотря на то, что мне готовит обычные блюда. Я смотрю на все это, и склоняюсь к тому, что ее профессия — то еще дерьмо. Постепенно уговорю Славу оставить все это. И не только из-за ревности.

Я вижу ее ступни каждую ночь. Они в мозолях, в шрамах, пальцы деформированы. На щиколотках красные «змейки» от лопнувших сосудов. Питание дерьмовое. Я точно знаю, сколько калорий нужно на работу организма на такой вес, как у нее — на работу сердца, на кровеносную систему, и так далее. И эта диета просто убийственна. Она вредна, пусть Слава и говорит, что это временная мера, и все через это проходят. Но неужели эти танцы стоят того, чтобы гробить свое здоровье? А мне Слава нужна здоровой, счастливой, чтобы ела и не думала о том, что придется «отрабатывать» съеденную пышку. И чтобы на каток не боялась ходить, как и гулять. Ну бред же — не гулять, чтобы не поскользнуться. Хрень какая-то.

Я думал об этом в «Пышечной», наблюдая, как Слава наслаждается лакомством. И правда вкусное. Всю жизнь я в Питере, а здесь ни разу не был.

— Пальчики оближешь, —мурлыкнула она, и… облизала.

Глядя мне прямо в глаза. Ну вот как спокойно смотреть на то, как Слава губами обхватывает палец? На ум приходит иное — как тесно у нее во рту, как там горячо, и, черт, да здравствует стояк.

— Продолжишь, и мы поедем не фотографироваться, и не в магазин.

— А куда? — Слава провела влажным пальчиком по своей нижней губе.

— Сначала я затащу тебя в туалет, и трахну там. А потом мы поедем домой.

— И там ты тоже меня трахнешь? — спросила она, и прикусила губу.

Дразнит. И я поддаюсь.

— Все для тебя, любимая.

— Но мы ведь будем в машине. А там ты меня трахнуть не хочешь?

— Одежды многовато, но я не против, — усмехнулся я.

— Я тоже. Но лучше сделать все это дома. А шалить будем в людных местах, когда придет тепло. Ну что, в парк?

— Поехали.

Странно. Меня не то, чтобы раздражали малолетки, которые делают селфи каждую секунду своего времени. Я просто их не понимал, и увлечения фотографиями в моменте тоже. А сейчас вдруг ощутил себя тем самым малолеткой, когда мы со Славой обнимались, и фотографировались. Целовались и кривлялись на камеру. Я даже качнул над ее головой ветку, и ворох снега упал на Славу, заставив визжать, и этот момент я заснял — её, смеющуюся, раскрасневшуюся, всю в снегу…

А затем был магазин. Мы не пили, но накупили как симпатичные вещи, так и сущую дрянь.

— Смотри, какое уродство, — хохотала Слава, тыча в меня подушкой в виде… что это за хрень?! — Это должно было быть сердце, — пояснила Слава, все еще смеясь.

Я присмотрелся к подушке. Ну да, задумывалась она как сердце.

— Выглядит как задница.

— Ага, — кивнула Слава, и снова прыснула. — Купим?

— Ну разумеется, — кинул подушку сердце-задницу в переполненную тележку, и мы пошли к кассе.

А ведь раньше я смеялся над парами, которые выходные тратят на походы по магазинам. Думал, что ничего более унылого невозможно придумать. Но это оказалось весело — иногда серьезно рассуждать, где и какая вещь будет смотреться красиво, а иногда… иногда просто покупать странные штуки, как та самая подушка, и еще десяток подобных вещиц, которые никто в своем уме не назвал бы красивыми. Зато время мы провели охренительно, и насмеялись так, что я себя не тридцатилетним мужиком чувствую, а ровесником Славы.