Эта мысль чуть с ног меня не сбила. Сколько месяцев я тихо ненавидела себя за отсутствие чувств к собственному ребенку, и сейчас эта ненависть достигла точки кипения.

Я ужасна.

Так не должно быть.

Всего этого вообще не должно было случиться!

— Ты знаешь, когда я забеременела? — прошептала я. — В тот самый день. В последний. Думаешь, я рада ей?

— Слава…

— Я не рада, — всхлипнула я. — Не рада тому, что беременна. Она есть, — ткнула я себя в живот, и слизнула соленые капли слез с губ, — а я не могу её любить. Собственную дочь! И, наверное, не полюблю, даже когда она родится. Все время вспоминать буду, что ты сделал.

— Мы все решим, — глухо бросил Игнат.

Лицо его напряжено, остро и жестко. И полно ненависти также, как и мое. Только кого он ненавидит? Меня? Себя?

Я ненавижу нас обоих.

— Не решим. Тогда не решили, и сейчас не решим. Ты приехал шантажировать меня ребенком?

— Я приехал за вами обеими. Как бы ты ко мне ни относилась, я — отец нашей дочери. И люблю вас обеих. Я все исправлю, — Игнат снова шагнул мне навстречу.

Я покачала головой, и он остановился.

— Слава, я не оставлю свою дочь. Тебе придется принять меня в свою жизнь, — повторил Игнат, вызывая во мне волну истеричной паники.

Он меня не оставит.

И дочь. Он её любит, он умеет обращаться с малышами, а я… я всегда буду помнить обо всем, глядя на нее. И постоянно видеть при этом Игната.

Я не справлюсь. Я уже не справляюсь.

— Не придется. Ты не хочешь оставлять свою дочь? — мертвея от ужаса спросила я. — Если ты и правда будешь любить её, то… то я отдам тебе ребенка.

Боже! Неужели я это сказала?

Руки затряслись, я прижала их к губам, и сдавленно расплакалась.

11. 10

8 месяцев назад

— Ой, — испугалась, схватилась за смеющегося Игната.

И сама рассмеялась. Хороша балерина — на ногах не устояла.

— Я куплю тебе побольше зонтов, всегда носи с собой. Это Питер, малышка. То снег, то дождь.

— То все вместе взятое, — проворчала я.

— Мы как раз у моего дома. Удачно получилось. Зайдем? — предложил Игнат.

Я путаюсь в собственных чувствах. С главным я определилась, а вот с составляющими моего счастья — нет. Хочу постепенно, не торопясь, и в то же время хочу все и сразу. Странные мысли, глупые. Я жду прогулок, признаний, ухаживаний, чтобы Игнат добивался меня, а еще хочу прямо сейчас подняться к нему, скинуть одежду, и отдаться его рукам.

Губам.

Чтобы было жарко и стыдно.

Чтобы было хорошо и больно.

Чтобы были он и я. Мы.

— Идем, — Игнат потянул меня по улице, и ускорил шаг. — Не хватало еще, чтобы ты заболела.

— Мы к тебе?

— Ко мне.

— А почему не в кафе? — я с улыбкой кивнула на милое, уютное заведение.

Там, за стеклами в разводах дождя, сидят люди, и вдыхают идущий от кружек аромат кофе. Кто-то глинтвейн попивает. Чертовски заманчиво, но не заманчивее предложения Игната.

— Почему не в кафе? Потому что твое место в моем доме.

— Очень удачно пошел дождь со снегом, да? И мы как раз рядом с твоей квартирой, — подколола я, сглаживая его резкость.

Мы вошли в арку, Игнат остановился. Плечи его немного опустились, расслабились.

— Я давлю, да?

— Я уже поняла, что ты не любишь, когда с тобой спорят.

— Останавливай меня, Слава, — нахмурился он. — Если хочешь, мы пойдем в кафе.

Я опустила глаза, и заметила, что в правой руке Игната зажата связка ключей. Без брелока… эх, а на моей связке ключей что только не навешано. Значок балерины; маленькая, вечно оцарапывающая меня Эйфелева башня; отобранный у папы еще в детстве значок футбольного клуба «Динамо», и еще Бог знает что.

— Поднимемся к тебе, — мягко сказала я, разжимая мужскую ладонь.