— Заинтересованность? — сухо бросаю я, словно речь идет о погоде или чашке кофе. Хотя на самом деле мне хочется подрезать Риккардо голосовые связки за выражение «куколка для траха». Не вяжется у меня это сравнение с Мией.

 Но я знаю, что он прав, чертовски прав, поэтому понимаю, что он делает правильно и возвращает моим мыслям ясность.

 — Я просто выполняю свою работу, Рик. Тебе показалось. Мою заинтересованность выдумал ты. Она красивая. Манящая. Сексуальная. Вот и все. Мы сделали свое дело, взяли заложницу. Кому она нужна мертвая, раненая, измученная? Она несколько лет провела в доме, как ты сказал. Я не хочу, чтобы пташка умерла от нервного истощения, её пребывание здесь должно быть сбалансированным и относительно комфортным, — саркастично усмехаюсь, вздернув брови. Глубокие мимические морщины на лице Рика мгновенно разглаживаются и по легкому выдоху я понимаю, что друг верит мне.

 Я умею быть убедительным.

— Да, Киан. Ты прав. Я просто напоминаю тебе о твоем бремени. Как друг, в первую очередь. О том, что минутное желание не стоит конфликта с Энтони. И как следствие, того, что тебе дорого.

— Я отлично знаю о своем бремени, — под рубашкой огнем вспыхивает татуировка, выбитая на моем теле. Она фактически выжжена на моем сердце, а не просто забита краской в глубокие слои кожи.

Мы все живем ровно до тех пор, пока выбираем жить и имеем смысл жизни. И пока этот смысл у меня есть, я откладываю свой визит в ад на завтрашний день.

 Тем не менее, даже Рику, я не позволяю говорить со мной о своем смысле, поэтому стремительно перевожу тему:

— Подготовь мне все, что знаешь о мисс Ди Карло. Твоя проницательность и подготовка запасного плана заслуживает отдельной похвалы. Так держать, Рик, — наспех киваю я, и направляюсь в дом, оставляя Риккардо наедине с Мией, и со странным беспокойством и тяжестью в душе, которая мне несвойственна.

***

Ненавижу запах, которым всегда пропитан кабинет Отца Морте.

Анис и лакрица с цитрусовыми нотками, тошнотворный аромат жжённого сахара — это запах кубинских сигар Энтони Морте, которые он редко выпускает из рук.

Он не любит сигареты. Даже самые дорогие считает суррогатом настоящего табака. Да и тонкая сигарета в его массивной, покрытой морщинами и пигментными пятнами ладони, смотрелась бы комично.

Многие из членов семьи искренне уважают и любят Отца, но большинство — боятся.

С некоторыми его держат родовые и кровные, семейные узы. Так или иначе, мы все созависимые звенья в закольцованной цепи cosa nosrta.

Энтони Морте хранит «ключ» от каждого из нас, и «ключ» от меня он спрятал в особом сейфе, в настоящей Марианской впадине, до дна которой я доберусь не скоро.

         Но обязательно доберусь. 

  Кабинет босса до смерти скучен: пыльные шкафы с эксклюзивными книгами, давно устарелый антиквариат и слишком много натуральных изделий. Три кожаных дивана, стол из красного дерева. В целом, классический кабинет, который мог бы принадлежать писателю или даже художнику. Картины — единственное, что в этом помещении радует мой взор. На них нет портретов с изображением покойных членов семьи, как во многих других частях дома. Лишь горы и океан, умиротворяющая природа. Моя любимая картина висит прямо над креслом Энтони — это нечто иное, как вулкан, извергающий из своих недр смертоносную лаву. Иногда, я смотрю на этот холст, когда общаюсь с боссом, и представляю, что весь гнев выходит из меня вместе с ярко-оранжевой магмой, разливающейся по склону горы алыми реками, частично прикрытыми поволокой смога.