– Несчастный мальчишка оказался невиновен. Отпустите его.

Оливера вынесли из зала суда и положили на мостовую.

– Бедный мальчик, – произнёс, склонившись над ним, мистер Браунлоу. – Я должен взять его к себе.

Так Оливер попал в дом мистера Браунлоу, находившийся в Пентонвиле, фешенебельном районе Лондона. Там его бережно уложили в постель и послали за доктором. Оливер провёл много дней в беспамятстве, не осознавая, с какой добротой и заботой относятся к нему хозяева.

Слабый, худой и бледный, он очнулся наконец, словно после долгого тревожного сна.

– Что это за комната? Где я? – робко спросил он, силясь приподняться.

Миссис Бэдуин, добрая экономка мистера Браунлоу, сидевшая у постели мальчика, остановила его:

– Тише, дорогой мой. Ты был очень болен.

С этими словами она осторожно уложила голову Оливера на подушку. Старая леди с таким участием и добротой смотрела на него, что Оливер не удержался и дотронулся до её руки своей исхудалой рукой.

«Какое благодарное милое дитя! – подумала миссис Бэдуин. – Что почувствовала бы его мать, если бы могла посмотреть на него сейчас?»

Оливер постепенно поправлялся, и через несколько дней миссис Бэдуин на руках перенесла его вниз в свою комнату. Пока она разогревала в кастрюльке большую порцию бульона, взгляд мальчика упал на портрет какой-то дамы, висевший на стене.

– Какое прекрасное, кроткое лицо у этой леди! – сказал Оливер. – Кто она?

– Право, не знаю, дорогой мой, – ответила миссис Бэдуин. – Думаю, что этой особы на портрете мы с тобой не знаем. Она как будто тебе понравилась?

– Её глаза так печальны, и они словно смотрят на меня, – вздохнул Оливер. – Мне кажется, что портрет живой и хочет мне что-то сказать.

Их разговор прервало появление мистера Браунлоу.

– Как ты себя чувствуешь, мой милый? – спросил он.

– Очень хорошо, сэр, – ответил Оливер. – Я очень благодарен за вашу доброту ко мне.

Мистер Браунлоу начал было интересоваться, кормили ли мальчика, но внезапно прервался на полуслове, остановив взгляд на портрете.

– Боже мой! Что ж это значит? Бэдуин, взгляните сюда.

Мистер Браунслоу указал на портрет, а затем на лицо мальчика, которое казалось его живой копией. Те же черты, глаза, лоб, рот. Оба лица были похожи как две капли воды.

– Где Оливер? – допрашивал Феджин Плута и Чарли.

Юные воришки, вернувшиеся в грязное логово Феджина, смущённо переглядывались.

– Что случилось с мальчиком? – с этими словами Феджин крепко схватил Плута за шиворот.

– Ищейки его сцапали, и конец делу, – сердито сказал Плут. – Пустите меня!

– Что? – рявкнул Феджин. – Он всё расскажет полиции, и это доведёт нас до беды…

Плут так испугался, что, изловчившись, выскользнул из своего широкого сюртука, который остался в руках старика. Феджин бросил одежду мальчика на пол, схватил кувшин и швырнул его в Плута. Если бы тот не пригнулся, удар пришёлся бы ему прямо в голову.

В это мгновение дверь распахнулась, и кувшин вдребезги разбился о стену, едва не задев вошедшего в комнату человека. Это был Билл Сайкс, подельник Феджина.

– Что за чертовщина! – заорал Сайкс, крепкого сложения детина лет тридцати пяти. Он был одет в чёрный сюртук, коричневую шляпу, поля которой скрывали в тени жестокое лицо, грязный платок был обвязан вокруг шеи. Под глазом Сайкса красовался синяк, след недавней потасовки. – Опять обижаете детишек… Удивляюсь, как они вас ещё не прикончили?

За Сайксом в комнату проскользнул белый лохматый пёс с налитыми кровью глазами и исцарапанной мордой.

– Ну, Феджин, так что всё-таки случилось? – вновь спросил детина.