– А падут… ворота? – раздался неуверенный голос одного из оружников.

– Куды ж они денутся, ро́дные, – хмыкнул Асвер.

– Ты, Асвер, ночью за старшего остаёшься. Когда захват начинать – я о том к тебе Рябого пришлю с вестью.

– Асвер стать старшим… А ты, ярл? – осведомился Кари.

– А я по гостям… – ухмыльнулся Свенельд. – Кто-то же должен встретить вас хлебом-солью по ту сторону ворот. А теперь всем шустро снедать и отдыхать. Впереди трудная ночь и жаркое утро.

Сотники молчали, покидать свои места и не мыслили: обдумывали слова военачальника.

– Воевода, ты того… через подкоп, что ль, затеял? – предположил Асвер и ошеломлённо посмотрел сначала на Свенельда, а затем на Фролафа. Ни тот, ни другой не ответили. – Сам?

– А и правда. Рябой утром сказывал, мол, дорыли почти ход.

– Ярл, возьми с собой, – взмолился Сибьёрн.

Сотники переглянулись. Удивлённым ладожанин не выглядел: вероятно, уже успел проведать о намерениях Свенельда. И не диво: молодой свей ходил за воеводой хвостиком и вполне мог знать больше других.

– Всё б тебе развлечений себе на зад сыскать, – беззлобно пожурил Свенельд.

– А я как ты, ярл! – расплылся Сибьёрн в довольной улыбке.

– И впрямь через подкоп по гостям собрался, – задумчиво сказал Кудряш.

– Братцы, чего насупились! Не устоять Пересечену, коли воевода сам за стены проникнет! – воскликнул Волынец.

– Чего ж тады воевода баил – подумает, мол, о замирении? – пробурчал тот самый оружник в летах, который поначалу беспокоился, что Свенельд согласится на мир.

– А чтоб сил скопить, покуда думает. Так-ить, воевода? – спросил Кудряш, и глаза его весело заблестели: видно, тоже уверовал в близкую победу.

– Так. Откуп-то мы и сами горазды взять, какой пожелаем… Отдохнуть треба перед наступом. А то имение нести мо́чи не будет, – пошутил Свенельд.

– И баб поять, – осклабился Волынец.

– И баб, – подтвердил Свенельд.

– Жёнку и дочку князеву дозволяешь принудить? Или себе желаешь? – деловито уточнил Кудряш, знавший, что воевода не одобряет насилие над знатными жёнами и может сурово покарать за подобный поступок. Была у Свенельда такая особенность, удивлявшая дружину, но не подлежащая обсуждению.

– Никак глаз положил на одну из них? – усмехнулся воевода. – Или на обеих сразу? Коли доберёшься до князевых баб, позволяю тебе, Кудряш, поять и жёнку, и дочку по-всякому, как только выдумки хватит и удали молодецкой…

Гридни вокруг довольно загоготали, принялись увлечённо обсуждать и даже изображать в непристойных движениях всевозможные способы телесного обладания и княжескими ближницами, и прочими будущими полонянками из Пересечена.

– Княжна – моя, все слыхали? – задиристо постановил Кудряш. – Загодя упреждаю, парни. Чтоб опосля без обид…

Лихорадочное возбуждение охватило старших гридней в преддверии грядущей горячей битвы. Один лишь воевода не разделил всеобщего веселья: его лицо посерьёзнело, непроницаемый взор устремился в дали, недоступные для простых воинов.

– Велю вам, парни, всё ценное из Пересечена забрать. Всех жён и девок полонить. Умельцев ремесленных казнить воспрещаю. Их свести ко мне. Остальных на ваше усмотрение. Чем больше полоните, тем больше выгоды стяжаете. То вы и сами, без меня знаете. Свезти полонян до холодов на торжище в Херсонес или Сугдею успеем. И главное, чтоб никаких стен от сего града не осталось. Лишь тлен и пепелище… – холодным жёстким голосом приговорил Свенельд: прощать покушение на свою жизнь он был не намерен. – Всё ясно?