Гантарас сел за стол и задумчиво посмотрел на портрет. Он висел в кабинете уже давно, ещё с тех пор, как королём был его отец. Женщина в круглой раме неуловимо походила на Юрате. Сначала Гантарас хотел избавиться от неприятного напоминания, а после решил оставить его. Как символ того, что и он может оступиться. Но не проиграть.

От размышлений его отвлёк внезапный стук в дверь.

– Ваше величество, я могу войти?

– Паулис? – Гантарас удивился, увидев юношу в замке днём. – Разве твоё дело не следить за происходящим в городе?

– Так и есть, ваше величество, но у меня срочные новости. Это о вашей пропавшей племяннице.

Гантарас резко поднялся. Вестей о принцессе не было много лет.

– Проходи, Паулис. Я внимательно слушаю.

– Ты ничего не понимаешь!

Оленёнок отчаянно взмахнула руками. Она не могла подобрать слов, чтобы объяснить Руте, что именно происходит, и готова была расплакаться.

– Сны – это другое. Они как капля дождя на стекле: ты видишь её один раз и всё. А это не сон. Это… эх, – оленёнок задумалась, ей так хотелось передать Руте свои мысли.

– Прекрати сосать палец.

Оленёнок с удивлением обнаружила, что палец действительно был во рту. Она сама не замечала, как это происходит, но Рута часто указывала ей. Она была очень внимательной к деталям, и скрыть от неё что-то казалось почти невозможным.

Лишь однажды оленёнку удалось провернуть хитрый план. Тогда Рута решила, что она уже достаточно взрослая для того, чтобы носить корсет. Но тугой и жёсткий, мешающий вдыхать полной грудью, а тем более – бегать, он приносил только неудобства. И оленёнок не придумала ничего лучше, чем избавиться от неприятной вещи. Рута поверила в его внезапную пропажу, и маленькое озорство удалось.

– Это похоже на сказку, – наконец собралась с мыслями оленёнок. – Как будто каждую ночь ты читаешь мне новую главу. Сначала я видела только туман, потом появился голос, я шла на него, и вот сегодня увидела дом. Он был как настоящий, как твой.

Оленёнок так отчётливо помнила, как туман расступился и перед ней возникла небольшая избушка. Пахло сыростью и горькими травами, в окнах горел свет, но не привычный теплый, как в доме Руты, а холодный и белый, словно в лунную ночь. Брёвна из тёмного дерева покосились, а крышу покрывал мох. Когда она подошла ближе, дверь беззвучно приоткрылась, словно оленёнка ждали.

– И я думаю, что мне нужно туда. Ты знаешь ещё один дом в лесу? Ты ведь всё тут знаешь.

– Нет, оленёнок, другого дома в лесу нет. Я обходила его весь и точно заметила бы. Да и кому понадобится жить в глуши?

– Ты же живёшь, – оленёнок напористо подалась вперёд.

– Я здесь работаю, есть большая разница. – Рута посмотрела так серьёзно, что оленёнок поёжилась.

Слово «работа» казалось таким непонятным. От него веяло чем-то трудным и неприятным, но ходить по лесу было восхитительно. Листья шуршали под ногами, яркие и ароматные, они так и манили упасть на мягкий ковёр и изваляться, вдыхая запах земли и осени. Рута ругалась, вычёсывая ветки и листочки из волос, но оленёнок чувствовала себя слишком счастливой, чтобы отказываться от этого.

Лес напоминал ей замок: высокие стройные деревья, покрытые золотом, дорожки ручейков, игры света и тени в кронах, будто в витражах. Что-то отзывалось в памяти, и оленёнок старательно хваталась за каждую искорку, но они ускользали, словно шустрые белки.

Оленёнок и сама готова была соревноваться по скорости с любым лесным жителем. Ветер трепал волосы, щёки горели, а внутри разливалось тепло. Рута не соглашалась играть с ней в догонялки, и оленёнку приходилось самой придумывать сюжеты и убегать от невидимых чудовищ. Чаще всего она представляла себе охотников, страшнее них она не знала никого: большие, волосатые и с луками в руках.