Винс мелко дрожит, с безграничной любовью смотря в мои глаза. Подхватывает на руки и, прижав к себе, впивается в мой рот поцелуем. Я запрокидываю руки за его шею. Он переносит меня на кровать, осторожно укладывает и, нависнув сверху, шепчет:

— Ты невероятно потрясающая женщина, Мелисанта.

По мне ползет рука Джерона, и я ловлю себя на мысли, что уже узнаю их едва ли не с закрытыми глазами. Его ладонь поднимается от колена к бедру, животу, груди. Он пальцами легонько покручивает мой сосок и произносит:

— Твой черед получить награду, милая.

Не успеваю я морально подготовиться к чему-то опасному — к тому, что сама разожгла из искры, как язык Мариуса обжигает мое лоно.

Запрокинув голову, я выгибаюсь и, протяжно застонав, понимаю, что распалила своих мужчин. Теперь они будут любить меня, пока мы все окончательно не обессилим.

Покрывало сгребается в мои кулачки. Я силюсь удержаться за него, падая в пропасть из блаженства, парализующего мои мышцы.

Язык Мариуса, будто влажное перышко, скользит в моих складочках, задевая средоточие страсти — вершину моего распускающегося бутона. Словно кисть умелого художника, наносящего легкие штрихи на чистый холст, оставляющий там свой след, свою подпись.

Я вскрикиваю, губами ловя губы Винса, когда Мариус присасывается к клитору и оттягивает его. Сгорая от любви к мужьям, с трудом сдерживаю разбушевавшуюся во мне драконицу.

— Наслаждайся, огненная девочка, — шепчет мне Винс, большим пальцем проводя по моей нижней губе.

Я приподнимаю попу над кроватью, толкая себя к Мариусу, и его язык яростно вторгается в мою щелку.

Жар, охвативший меня, приливает к лицу, и я чувствую прохладу на лбу, а потом и по всему телу. Это капельки пота — свидетели пламенной атмосферы — охлаждают меня, спасая от пожара.

Я обеими руками хватаю Мариуса за голову и прижимаю к себе, требуя больше, горячее, крепче. Перед глазами вспыхивают огни, комната растворяется, превращаясь в размытый фон, и я больше не вижу ничего, кроме своих мужчин.

Меня содрогает в сладостном спазме, обрушивающем меня на кровать, и я жадно хватаю ртом воздух. Грудь покалывает, как после дальнего перелета. В ушах звенит, а ноги и руки немеют.

Я лежу в объятиях Винса и Джерона и с благодарностью смотрю на улыбающегося Мариуса. Он медленно раздевается, приоткрывает балконную дверь, впуская в комнату свежий ночной воздух, и подносит мне стакан воды. Она, словно живительный нектар, остужает меня и придает мне сил.

Я готова продолжать. Перекатываюсь на живот, выставляю попу в вызывающей позе и игриво ею виляю. Чувствую, как влажная подушечка пальца надавливает на тугое колечко и начинает массировать его. Сначала ласково, неторопливо, потом жестче, увереннее, агрессивнее. Палец входит внутрь, даря мне новые незабываемые ощущения, от которых подгибаются пальцы ног, и я подаюсь назад, показывая, что мне необыкновенно приятно.

Джерон ложится на кровать, затаскивает меня на себя и аккуратно нанизывает на свой член. Закусив губу, я издаю протяжный стон, глядя в его ярко-зеленые глаза и читая в них непреодолимое желание вечность доставлять мне удовольствие.

Я очередной раз признаю, как мне повезло с мужьями, ритмично двигаясь на Джероне и ногтями оцарапывая кожу на его плече и груди.

Перед моими глазами то и дело мелькают наши рисунки на руках, напоминающие о решительном шаге, на который мы пошли, чтобы сохранить нашу любовь, наш союз. Это наполняет меня новыми силами, и я уже с остервенением скачу на Джероне, позволяя развалившемуся в кресле Винсу созерцать нашу страсть.