Мое сердцебиение учащается в такт ускоряющемуся ритму Винса. Руками сжимая мои бедра, он вторгается в меня с неистовой силой, заполняет меня собой, разливая по всему моему телу пленительное тепло. Оно извилистыми дорожками пробегает по моим рукам и ногам, иголочками колет подушечки пальцев, вынуждая меня мелко дрожать под напором двух крепких мужчин.

Врывающийся в комнату ночной ветерок гладкой прохладой окутывает мое влажное тело, дает мне глоток свежего воздуха и новые силы, чтобы продолжать этот бой огня и страсти.

Винс переворачивает меня на бок, устраивается у меня за спиной и, чуть приподняв мою ногу, вновь проникает в мое лоно.

— Уффф… — шепчет он мне на ухо, прикусывая мочку. — Какая ты обжигающая.

Я поворачиваю голову, и он поцелуем присасывается к моим губам. Мариус же языком скользит по моей шее и ключице, не переставая шаловливыми пальцами ласкать мой клитор, отчего мне кажется, что я вот-вот взорвусь.

Хочется кричать — я кричу…

Царапаться — и в этом я себе не отказываю…

Кусаться — да моих мужчин это лишь еще сильнее заводит!

Что бы я ни сделала, они звереют на глазах, и это сводит меня с ума.

Удивительно, но Винс не забывает о Мариусе и в какой-то момент, выйдя из меня, позволяет ему продолжить.

Мне стыдно, неловко, непривычно, но к счастью, приятно, интересно от неизведанности и сладко. Они поочередно целуют мои губы. Гладят все изгибы моего тела, умело задевают самые чувствительные точки и доводят меня до истошной ругани.

Я требую еще и еще, забываясь и сузив свой мир до этой комнаты, до этой постели.

Танец нашей любви завершается окончательным бессилием. Я лежу между двумя тяжело дышащими мужчинами. Их крепкие смуглые тела покрыты блестящей пленкой пота, они источают пряный запах греховного секса, не перестают гладить меня и осыпать легкими поцелуями.

Узорчатая лепнина на потолке, потеряв очертания, представляется мне сверкающей бездной. Я перевожу дух, глядя в никуда и просто наслаждаясь этим моментом. Не всегда, когда родители вмешиваются в нашу жизнь и настаивают на ее кардинальном изменении, нужно бунтовать. Порой им действительно виднее, как лучше для нас.

Я медленно поворачиваю лицо к улыбающемуся Мариусу и искренне шепчу:

— Я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, Мел, — отвечает он, губами коснувшись моих губ.

Я поворачиваюсь к Винсу. Он, подперев голову рукой, ждет от меня подобного признания. В его глазах буйствует нетерпение и присущая ему гордыня. Надо бы и ему сказать пару ласковых слов, но не хочу, чтобы зазнался.

— Воды, — произношу я, — принеси.

Ох, я бы все отдала, чтобы почаще видеть это выражение его лица! Если бы он стоял, его челюсть звучно упала бы на пол.

— Пить хочется, — хрипло бормочу я, еле сдерживая смех.

Его глаза расширяются, улыбка превращается в гримасу зависти и обиды. Так вот какой ты, Винс: ребенок в душе!

Мариус, только услышав, что его возлюбленную мучает жажда, подрывается с постели, но я хватаю его за руку и тяну обратно, не отводя взгляда от Винса и всем своим видом давая понять, что ему придется выполнить мое желание.

— С… с… с… — пытается вымолвить он какое-то нехорошее слово.

Сука? Стерва?

— Солнышко мое, — натянуто улыбается он, нехотя вставая с кровати. — Конечно, принесу.

— И фруктов, — прошу я, наблюдая за тем, как он дергаными движениями надевает брюки и рубашку.

Не запахивая ее и не обуваясь, он выходит из комнаты и громко хлопает дверью. Я тихонько смеюсь и вкушаю этот понятный только мне плод победы. Уж такая я по натуре — любого приструню. И раз уж Винс хочет веселой групповушки с моим участием, то придется заслужить право получать ее не задаром. Одной смазливой внешности, внушительного члена, наследного богатства и избалованности мало, чтобы завоевать мое сердце.