Спустя день одна пошла напрямую к Ольгову, а другая, составленная из ратников помоложе, а также привычных к тяжелым переходам полутысячи норвежцев, быстро двинулась в обход, перекрывать обратную дорогу в Переяславль. Помимо тысячной пешей рати в ее состав входила половина княжеской конной дружины и сотня спецназовцев, с грехом пополам подготовленная Вячеславом и возглавляемая им же.

Для бесшумной и качественной работы воевода и Константину выделил из этой сотни целый десяток удальцов, одетых в маскхалаты. Они-то и сняли безо всякого труда и шума передовые дозоры Ингваревой дружины, заслужив из уст князя слова похвалы как в свой адрес, так и в адрес учителя.

Воевода невозмутимо выслушал их, поблагодарил, но потом, оставшись наедине с Константином, заметил как бы между прочим, чтоб князь особых надежд на них не возлагал, поскольку парни хоть и бравые, но на краповый берет изо всей сотни сдал бы каждый пятый, не больше. Он и в дальний рейд по взятию Переяславля уходил с тяжелым сердцем, о чем не скрывая доложил при расставании.

– Из этих салаг я всего через полгода классных по нынешним меркам вояк бы сделал. Они у меня… – Он не договорил, сокрушенно вздохнув и махнув рукой, только предупредил напоследок: – Я понимаю, что так складываются обстоятельства и ты, княже, здесь ни при чем, но цинковые гробы к ним в деревни я не повезу – даже и не проси.

– Здесь покойников в дубовые домовины кладут, – машинально поправил друга Константин.

– Не думаю, что их матерям от этого будет легче, – уходя, буркнул Вячеслав.

Прибыв в расположение второй рати, успевшей обойти войско Ингваря и замеревшей в готовности на опушке леса, надежно перекрыв дальнейший путь отступления молодого князя к своей столице, Вячеслав отдал соответствующие распоряжения, еще раз напомнив, чтоб не спутали возможные условные сигналы от Константина.

Их могло быть три. Одна, а за нею повторно, для гарантии, еще одна чадящая черным дымом стрела – предупреждение просто изготовиться к бою и быть настороже. Две и две – требование немедленно ударить на Ингваря. Три и три – знак о том, что переяславский князь принял решение пойти на прорыв конно, оставив своих пешцев на произвол судьбы. При условии что может возникнуть необходимость подать сигнал ночью, допускалась замена – вместо стрел такое же количество взрывов с небольшим интервалом, только без повторов.

Убедившись, что все в порядке, Вячеслав прошел к двум конным сотням (одна со спецназовцами, а в другую вошли самые лучшие дружинники) и устремился в скоростной марш по направлению к Переяславлю. Под покровом ночи обезоружив сонных часовых и открыв ворота для дружинников, они вошли в город. Жителей, согласно личному приказу воеводы, никто не обижал и дома их не разорял. А к утру часть дружинников, заняв детинец, уже по-хозяйски разместилась в просторных палатах.

Поруб на княжеском дворе к тому времени был забит под завязку – происходила чистка караулен. Оставленные в городе вои представляли собой довольно-таки жалостное зрелище. Большая часть их были обуты в лапти. В сапогах щеголяли лишь два десятка дружинников – основной руководящий состав городской охраны. Из них без крови удалось захватить почти три четверти. Остальные не растерялись, заняли оборону и успели подранить троих спецназовцев Вячеслава. Лишь ворвавшиеся опытные дружинники, не привычные к бесшумному лазанию по крепостным стенам, не ведающие приемов рукопашного боя и самбо, но зато в совершенстве владеющие мечом, сумели утихомирить последних защитников брата Ингваря Давида, ложницу которого те обороняли.