, но уже являющегося отличником боевой и политической средневековой военной подготовки. – Вячеслав перевел дыхание, сделал непродолжительную паузу и, загнув пятый палец, помахал крепким кулаком перед Константином, продолжив: – И тут же в-пятых. Я предложу всем тем, кто тоже считает себя не в силах угнаться за малолетним княжичем, тоже выйти из строя и соответственно из дружины, ибо мне для учебы нужны сообразительные ловкие парни, а не горькие неумехи. Как ты мыслишь, княже, выйдет ли после моих слов хоть один человек, даже если накануне вечером заявят о своем уходе сразу два десятка?

Константин замялся. Все было просто, убедительно, логично и красиво до гениальности.

– Вот только Святослава жалко, – выдавил он, почти согласившись с доводами Вячеслава.

– Ерунда. Ранний подъем и отбой еще никому во вред не пошел, а свое книжное обучение после таких военных игр он легко наверстает, если я его, конечно, не привлеку и дальше.

– То есть как это дальше?! – сразу взвился на дыбки Константин. – В бой его первым пошлешь, что ли?! В целях психологии?! Да плевал я на все твои факторы и…

– Погоди-погоди, – перебил Вячеслав разбушевавшегося от таких перспектив друга. – Тут речь совсем о другом. Мужики ведь, как пить дать, тоже поначалу примутся бухтеть, ибо им тоже многое будет казаться в лучшем случае непонятным, а в худшем – глупым. Их же выгнать нельзя, поскольку они – простые крестьяне, так что уйдут с радостью.

– Зато их можно заставить, – напомнил Константин.

– Можно, – миролюбиво согласился Вячеслав. – Но поверь, обучение из-под палки далеко не самый лучший вариант – проверено, что когда человек занимается по доброй воле, с желанием, то за одинаковый промежуток времени усваивается вдвое, а то и втрое больше материала. Словом, куда выгоднее его попросту переубедить, а еще лучше усовестить. И вот тут перед строем вызывается твой Святослав, который по команде преподавателя выполняет все, что от него требуется. Устыдятся пахари, видя, что князь вначале обучил всему своего сына, а уж потом только добрался до них, а?

– Наверное, да, – неуверенно пожал плечами Константин.

– Да не наверное, а точно, поскольку с точки зрения психологии… – Но тут воевода осекся, с подозрением уставился на друга, после чего осведомился: – Я что-то не пойму – у кого из нас педобразование? Или ты поиздеваться решил? Ты ж все это и сам прекрасно знаешь.

– Это тебе за председателя комитета солдатских матерей, – усмехнувшись, ответил Константин. – Вперед наука – будешь знать, как князей оскорблять.

– Значит, ты со всем сказанным согласен? – уточнил воевода.

– Ну-у, согласен, – нехотя протянул Константин, еще продолжая колебаться, но не зная, что можно противопоставить убийственной логике Вячеслава.

– Да ты не дрейфь, княже, – ободряюще хлопнул тот Константина по плечу. – Это ж тебе не двадцатый век. Никаких издевательств и прочей дедовщины в помине нет и, слава богу, не предвидится, так что опасаться тебе ровным счетом нечего.

Как оказалось впоследствии, Вячеслав все спрогнозировал точно. Покинуть дружину на вторую неделю обучения решили всего четверо желающих. Первым из них воевода вызвал из строя самого никудышного, наглядно продемонстрировав лично присутствовавшему на словесной экзекуции Константину, что в военном училище он занимался не только тем, что чистил вечером сапоги, а с утра надевал их на свежую голову.

Закатив пламенную речугу, в которой было все – от намеков и подколок до сарказма и откровенных издевок, – Вячеслав неоднократно приводил в пример юного княжича. Одним словом, под конец выступления воеводы разбитной увалень по прозвищу Кутя был доведен до слез, но, невзирая на них, решительно изгнан из дружины, причем самим Константином, произнесшим установленную формулу, только на сей раз и «пароль», и «отзыв», так как увольнял сам князь, произносились одним человеком: «Не люб ты мне, Кутя. Уходи, путь чист».