Тряхнув головой, чтобы разлетелись скучные путаные мысли, Иван вернулся к прочитанному рассказу графоманки. Стихи несчастного подростка с депрессией и сложными отношениями с предками ему нравились больше. Вспомнив про девочку, Иван ближе к ночи переключился на ее квартиру. Там он застал встревоженных родителей. Их дочери, несмотря на поздний час, еще не было дома.
– Она пьяная, – твердила мать. – У нее был пьяный голос! Я не знаю, когда она теперь доедет до дома, на дворе скоро ночь!
Иван заключил, что девушка недавно звонила родителям.
– Надо что-то с ней делать! – мрачно гудел отец. – Необходим серьезный разговор. Только сейчас это будет бесполезно, как всегда примется утверждать, что она «нормальная»!
Ваня некоторое время наблюдал за причитаниями родителей, затем прошел в комнату девушки, где на столе в тетради обнаружил карандашные каракули. С трудом разбирая буквы, молодой человек прочел новое стихотворение.
Я хочу смертельно заболеть,
Доказать бессмысленность леченья,
А потом взять в руку пистолет
И закончить все мои мученья.
Если буду знать, что я больна,
Жизнь продлить врачам я не позволю:
Не хочу при смерти я стонать,
И дрожать, и корчиться от боли.
Я мечтаю сделать этот шаг,
Я устала боль терпеть и горе.
Не смогу уйти я просто так,
А болезнь мне смерть мою ускорит.
– Жуть какая, – прошептал Иван, дочитав последнее четверостишие. – Интересно, было ли у меня подобное настроение в таком возрасте? Не помню, хоть режь. Ну уж через розовые очки я на жизнь не смотрю. Только… я смотрю на нее через «Окна»!
Его словно ударило изнутри этой мыслью, этим открытием. Почему же он отстранился от своей нормальной, реальной жизни и уткнулся в чужую, искусственную? А что будет, когда закончится игра? Правда, это казалось маловероятным. Там бесчисленное множество окон, и за ними не единственный сюжет, а совершенно разные судьбы. За ними можно наблюдать бесконечно, и своей жизни вряд ли хватит, чтобы охватить взглядом те, что протекают за окнами.
У Вани заболела голова, он сдавил пальцами виски и приказал себе не думать об этом. Пусть это всего лишь чужие жизни, зато для него они стали смыслом существования, и есть ли разница, какой ценой это достигнуто?! Главное, чтобы работал компьютер.
Из мысленного напряжения Ивана выдернул звонок в дверь. После некоторой паузы он сообразил, что это звонят не к нему, а в квартиру за окнами. Наконец явилась дочка: лохматая, с черными разводами туши на лице и мутными глазами.
– Ты где шлялась, дрянь?! – не выдержала мать. – Опять ты пьяная!
– Я нормальная! – заплетающимся языком ответила дочь. – Пропусти.
Она сделала попытку пройти в свою комнату. Отец вдруг размахнулся и отвесил ей звонкую пощечину.
– Ах так? – заревела та, и снова черные слезы заструились из глаз. – Вы меня достали! Мне и без вас тошно! Я ненавижу эту жизнь и вас ненавижу! Никто не просил меня рожать!
– Ну, ничего, завтра поговорим! – в ярости крикнул отец. – Завтра мы тебе устроим.
– Поедешь в общагу жить! – вторила заплаканная мать. – У вас же в колледже есть где-то за городом замечательная общага с тараканами и плесенью? Вот и прекрасно! Завтра заберешь вещички и поедешь устраивать самостоятельную жизнь! Посмотрим, насколько тебя хватит!
– Я вообще жить не хочу, ни с вами, ни в общаге, нигде! – вопила девчонка, остановившись у двери и вцепившись побелевшими пальцами в дверной косяк.
– Завтра поговорим! Ложись спать сейчас же, смотреть на тебя противно, всю душу ты нам вымотала!
– Завтра не будет, – тихонечко себе под нос буркнула дочь, подавив рыдания, и заперлась в своей комнате. Родители не слышали, а до Ивана долетели эти слова. Девушка разобрала кровать, надела ночную рубашку и уселась за стол, тупо глядя на свои последние творения. Ее пальцы потянулись за ручкой, но остановились, девушка закрыла тетрадь и стала копаться в ящиках стола. Зажав что-то в руке, она подошла к окну и вгляделась в темное ночное небо, продолжая вздрагивать от всхлипываний. Периодически она прислушивалась, легли ли родители. Когда последние шорохи в квартире затихли, она на цыпочках вышла из комнаты и прокралась в сторону ванной комнаты.