– Я умру. Здесь, в этой Богом забытой земле.

– Богом забытой, говорите? А я скажу, что Хартфорд христианский город, не хуже любого другого. Ежели вы пить не умеете, в том не Хартфорд виноват. Скажете, нет?

Умирать в таких мучениях было само по себе ужасно, а уж терпеть брань служанки, когда из тебя по капле вытекает жизнь… О жестокая судьба!

И вдруг в единый миг ревущий ураган в утробе Балти улегся и воцарилась внезапная тишина. Балти услышал безмятежные крики чаек над спокойными теперь водами. Пелена тумана спала с глаз, в ноздри проникли приятные запахи завтрака, и болезненная пульсация в черепе прекратилась.

– Ну и ну, – сказал он. – Ну и ну.

– Я же сказала, надо только погодить. А теперь садитесь завтракать.

Балти набросился на завтрак с аппетитом землекопа. Служанка сказала, что губернатор у себя в палатах, через двор.

Балти вышел во двор, моргая в безжалостном свете дня. На синем небе висели пушистые, непорочно-белые облачка. С реки дул ветерок. Вся эта свежесть словно призывала к добродетели. Балти все еще плоховато соображал, а то восхвалил бы Новую Англию за такой прекрасный весенний день.

Стражник впустил его в губернаторские палаты. Губернатор с Ханксом изучали бумаги, разложенные на столе.

– Ага, воскресший Лазарь! – сказал Уинтроп.

Ханкс быстро схватил со стола одну из бумаг и скрутил ее в трубку. Балти показалось, что от него что-то хотят скрыть.

– Готовы к путешествию? – спросил Ханкс. – Мы отбываем не позже чем через час. Губернатор предоставил нам шлюп.

– Что?

– Лодку. Вниз по реке, до форта Сэйбрук. Оттуда до Нью-Хейвена меньше дня верхом.

– Лодку? – мрачно повторил Балти. – Неужели отсюда до Нью-Хейвена нет дороги?

– Вижу, что вы не моряк, сэр, – сказал Уинтроп. – Не страшитесь. Это река, а не разъяренный океан.

Балти утешал себя тем, что в лодке, по крайней мере, не грозят встречи с кугуарами, вооруженными дикарями и призраками несчастных влюбленных. Он решил, что должен, хотя бы из соображений приличия, поинтересоваться картами, которые Ханкс и Уинтроп так пристально разглядывали. Он ткнул пальцем в остров, изображенный на одной из карт:

– Это Нью-Хейвен?

Собеседники ухмыльнулись.

– Простите нашу грубость, – сказал Уинтроп. – Нет, это Новый Амстердам. Он расположен на острове Манхатос.

Балти уткнулся в карту:

– Гм. Да, действительно. Так и есть.

Палец Уинтропа двинулся от Манхатоса дальше вдоль побережья.

– Вот здесь Новые Нидерланды граничат с Новой Англией. Граница. Или подобие таковой. – Он обвел пальцем большой круг. – Всей этой областью – значительной площади, пятьдесят тысяч акров, – владеет доктор Пелл из Фэрфилда. Что-то вроде ничьей земли, – Уинтроп хихикнул, – хотя доктор Пелл смотрит на нее по-другому. Здесь погибла миссис Хатчинсон. Энн Хатчинсон. Вы о ней слыхали?

У Балти не было сил притворяться. Он помотал головой.

– Более благородной женщины эта земля еще не рождала. Более благородной женщины никакая земля еще не рождала. Она была не трусливей, а может, и храбрей любого из мужчин, с которыми мне довелось сражаться бок о бок. Полковник Ханкс подтвердит мои слова. Она погибла в сорок третьем году.

– Что случилось?

– Это длинная история. Губернатор Эндикотт выгнал ее из Колонии Залива.

– За что?

– За антиномианскую ересь.

Балти выпучил глаза.

– Отрицание любого рода власти. Пуританам это не понравилось.

– Надо думать.

– Ей пришлось скитаться. В конце концов она попросила убежища у голландцев в Новых Нидерландах. Губернатором в то время был Кифт. Не человек, а катастрофа.

Ханкс кивнул.

Уинтроп продолжал: