– А других барышень в жизни господина Хвалёнова не имелось?
– Да уж, наверное, крутил лямуры, – печально вздохнула она. – Кто нынче не без греха? Мужчина молодой, видный. Два года, почитай, в одиночестве. Не шутка. Но то лишь разговоры. С его любовницами я, простите, не знаюсь.
– Софья Алексеевна, во мне имеется еще какая нужна? – уточнил граф, подводя Дарью к выходу.
Я уже было открыла рот, чтобы ответить отказом, но меня опередили.
– Ежели вас не затруднит, Сергей Данилович, будьте любезны сопроводить госпожу Колпакову домой…
– Молю, не домой, – смахнула слезы Дарья. – После случившегося, я не смогу одна… Мне бы обратно в редакцию.
– Всенепременно, – поспешил заверить ее Сергей.
Пристав нахмурился.
– Дарья Спиридоновна, покорнейше прошу, покуда не освещать случившееся в газете, – и добавил, уже суровее. – В противном случае, наша последующая встреча пройдет в Мещанском участке.
Колпакова поджала губы, но спорить не решилась. Видимо быстро осознала, не то для этого место и время.
Стоило им с Бабишевым откланяться, как в дверях появился широкоплечий и бородатый городовой, назвавшийся Василием Кирилловичем Снегиревым.
К телу его не подпустили. Развернули на входе, отправив в участок за Полем Маратовичем и Яшкой. А перед лицом хлопающего глазами управляющего вообще закрыли дверь.
В комнате мы остались вдвоем. Появилась возможность наконец-то оглядеться.
– Ну что ж, Софья Алексеевна, в одном вы оказались правы, – произнес Ермаков, открывая шкаф, пестрящий одинаковыми брюками и пиджаками. – Перед нами господин «Твидовый костюм».
– Странно как-то все, – протянула я, разглядывая голые, серые стены. – Фантик, вроде, блестящий. Хотя внутри должно быть пусто.
Гордей прищурился.
– Как это понимать?
– Сами взгляните. Комнату снимает не из дешевых. Одежды добротной полный шкаф. Себя в чистоте, да порядке блюдет. На такую жизнь, жалованья городского репортера явно недостаточно.
Ермаков окинул долгим взглядом обстановку и махнул рукой.
– Дело не хитрое. Состояние жены промотал, сослал куда подальше, – он подошел к столу, выдвинул ящичек и достал лежавший на самом верху паспорт. – Хвалёнов Борис Аркадьевич, двадцати пяти лет отроду, из мещанского сословия… Не зря его с Лаптем видали. Явно ж краденое перепродавал.
Возразить мне приставу было нечего, тем более что я и сама пришла к тем же выводам. Отличная ширма для незаконных делишек – вхожий во все дома и кабинеты юный, талантливый городской репортер. Такой и наводку дать может и покупателя при деньгах найти. Для вора, вроде Осипова, настоящая золотая жила.
Я подняла взгляд на переставшего голосить призрака усача. Он, вместе со вторым моим преследователем, висел над потолком. Взгляды у обоих устремлены вдаль. Отстраненные, словно не замечали друг друга.
Кто же их убил? Вернее, за что? Дорогу кому перешли или не ту вещь взяли? Судя по пристальному взгляду Гордея, внимательно изучавшего успевший остыть труп, его терзали те же вопросы.
– Похоже, смерть наступила еще вчера, – задумчиво протянула я. – Поль Маратович скажет точнее, как и о содержании желудка и наличии ядов в крови. Но уже сейчас можно предположить, мы имеем дело с серией одинаковых смертей. И если убийца не нашел то, что ищет – преступления не прекратятся.
– Ищет? – удивленно вскинул правую бровь Ермаков.
– Ну да, – кивнула я. – Во-первых, пресловутые сорок пять рублей, найденные в руке первой жертвы. Именно такую сумму Борис Аркадьевич занял накануне у своего коллеги и клятвенно обещался отдать. А во-вторых, хотели бы просто убить, стукнули бы кулаком по голове, застрелили или ударили бы ножом и оставили умирать. А тут удушение. Долгая и требующая больших затрат сил процедура. Сначала добрались до Осипова, так как убийство произошло раньше. Денег не взяли, значит вещь больно ценная, не до мелочей. Осипов сдал сообщника. Пришли к Хвалёнову…