– Это я сообщу, – Ольга Николаевна нервно щелкнула зажигалкой, закурила. – Впустую, значит, съездили, – вновь задумчиво произнесла она.

– Завтра снова отправляются на охоту, Олечка Николаевна, – старик Арнаутов, будто опытный лакей, отвесил поклон своей строгой гостье, – вы уж извиняйте за то, что они пролетели впустую… Ребята-то молодые.

– Смотри, старик, они – твои крестники, ты за них в ответе.

– Знаю, знаю, Олечка Николаевна…

– И вот еще что, – Ольга Николаевна перебила Арнаутова железным голосом. – Гараж твой, дед, – картонный. Того гляди, его местные гайдаровцы на гайки разберут либо он просто рухнет от старости. Надо снять в аренду новый гараж. Капитальный, с хорошим подъездом. Каменный. Понятно? С подсобными помещениями…

– Есть снять гараж с подсобными помещениями, – старик Арнаутов с готовностью приложил к виску два пальца.

– Мда-а, подсуропили… эти самые, которые на Новорижском… – Ольга Николаевна замерла на секунду, словно бы услышала далекий неприятный звук. Лицо у нее вытянулось, стало жестким, почти мужским. Арнаутов поежился, увидев Ольгу Николаевну такой, но через несколько секунд Ольга Николаевна оттаяла, спросила у старика: – В доме никого больше нет?

– Никого, Олечка Николаевна! Мы с внуком живем вдвоем, больше никто у нас не бывает… Я здесь, а Санька – в институте. Иногда до часу ночи не приходит – грызет гранит науки.

– Смотри, догрызется! – на всякий случай предупредила Ольга Николаевна.

– Я в него верю, Олечка Николаевна, – серьезно и счастливо произнес старик Арнаутов.

– А то мы тут болтаем…

– Никто ничего не слышит, Олечка Николаевна, – эхом откликнулся Арнаутов, – в доме никого нет. И подслушивающих устройств нет. Проверено.

Ольга Николаевна ушла, не попрощавшись.

После ее ухода старик Арнаутов долго сидел неподвижно на кухне, прикидывал про себя – может, он где-нибудь дал маху? Нет, вроде бы проколов не было. Нигде и ни в чем, а что касается засыпавшихся на Новорижском шоссе пареньков, то их уберут в двадцать секунд… Есть по этой части отменные специалисты… Понадобится – и Сенькиного сослуживца, Каукалова этого, уберем. Вместе с его напарником-еврейчиком. Но это потом, не сейчас. А сейчас пусть пока живет Женька, пусть радуется солнцу, небу, девкам, пусть тискает Ольгу Николаевну себе на здоровье. И не только себе на здоровье – очень важно, чтобы волчица эта, Ольга Николаевна Кличевская, никогда не была голодной…

А то она, когда голодная, больно лютая.

Арнаутов задумчиво пожевал губами, повздыхал немного и потянулся к телефону. Телефон словно бы почувствовал это, опередил старика на мгновение, зазвонил прежде, чем Арнаутов снял трубку.

Арнаутов произнес молодцевато, с некой школярской бездумностью:

– Излагайте!

Водились за стариком такие наклонности – быть несерьезным, работать под дурачка, смешить людей, хотя на деле все было не так.

Звонила Ольга Николаевна.

– Оставил бы ты, старик, свое шутовство, – сурово проговорила она.

– Слушаюсь, Олечка Николаевна!

– Лохов этих, проштрафившихся на Новорижском шоссе, будут перевозить из отделения в Бутырскую тюрьму послезавтра.

– Все понял, Олечка Николаевна…

– Повторяю – послезавтра, – произнесла Ольга Николаевна прежним суровым тоном, и в ту же секунду в трубке раздался частый гудок отбоя.

По телефону Ольга Николаевна старалась говорить мало, чтобы не засветиться. Телефонная сеть стала ныне совершенно дырявой, ее постоянно прослушивают, – и делают это все, кому не лень… Арнаутов, отставив от себя трубку, послушал писклявые частые гудки, потом нажал пальцем на рычаг отбоя и оборвал эту бездушную песню. Набрал номер Шахбазова – руководителя группы ликвидации.