– А теперь, господа телезрители, мы поприсутствуем на тушении юбилейного стотысячного пожара, который сейчас на ваших глазах затушат доблестные пожарные трех караулов – ликвидируют его так же быстро и качественно, как и предыдущие девятьсот девяносто девять тысяч девятьсот девяносто девять.

Дача дымит уже так сильно, что соседи бегут к своему дому, что стоит в ста метрах от маминого, и начинают на всякий случай выносить из него ценные вещи и мебель.

А бравые пожарные тем временем браво берутся за дело: одни разбирают забор, другие быстро разворачивают рукава, третьи присоединяют их к цистернам машин, четвертые умело выбивают ломиками окна вместе с рамами, пятые сразу из четырех шлангов направляют мощные струи воды в дымящиеся проемы окон. Несколько пожарных, приставив к стене дома лестницу, взбираются на крышу с топорами, прорубают в черепице дыру, им подают брандспойты, и они принимаются лить воду сверху. Кто-то в костюме, похожем на водолазный, уже врывается в дом. Команда действует быстро, четко и красиво, как на параде, и я невольно любуюсь их слаженной работой.

Через десять минут весь дом пролит сверху донизу, из него лишь слегка сочится последний дымок.

Женщина с микрофоном, ярко освещенная фарами, радостно восклицает:

– Итак, господа телезрители, вы только что видели, как стотысячный пожар был успешно ликвидирован нашими героическими пожарными за рекордно короткое время… – она смотрит на часы: – за семь минут тридцать пять секунд! Как вы это прокомментируете? – обращается она к огромному усатому пожарному в новой чистой форме (очевидно, руководителю тушения).

Тот подкручивает перед камерой свои великолепные усы и отвечает:

– Для нас это обычное рядовое тушение, здесь нет ничего героического.

Репортер возражает:

– Но сама ваша профессия опасная и героическая. К тому же всем известно, что наши пожарные самые оперативные. Скажите, пожалуйста, как вы, работая в экстремальных условиях, добиваетесь таких замечательных результатов?

Офицер подбоченивается:

– Как говорит мой отец, тоже потомственный пожарный, чтобы укротить огненного змея надо вступить с ним в контакт, что не каждому дано. Мы это умеем. Ведь мы не просто льем воду, как это кажется со стороны, – мы совершаем обряд, заговариваем расшалившегося дракона, и он нас слушается, отступает, убирает из этого места свои щупальца. Но уничтожить его до конца невозможно, поэтому наша профессия…

Я не слышу, что он говорит дальше, потому что спешу в дом. Света в доме нет, его, наверное, вырубило из-за большого количества воды, поэтому я прошу у одного из пожарных фонарь. Я осматриваю все комнаты, ожидая в любой момент наткнуться на обгорелый труп соседа Александры; я заглядываю во все углы и даже на чердак, но Сидорова словно водой смыло. Внутри дачи все мокрое, на полу лужи, по стенам еще струится вода, и обои отвалились. Следов огня почему-то нет. Мокрая потемневшая печка, набитая дровами, частично обуглившимися, продолжает слегка дымится. Я подхожу к ней, осматриваю, потом выдвигаю вверху заслонку, и дым тотчас исчезает. Черт! Вот черт! Это я во всем виноват: не сказал Сидорову про заслонку, и теперь мамина дача вся пропитана водой.

Я выхожу наружу, где в ярком свете фар тележурналистка продолжает брать у командира пожарных интервью:

– Зрителям будет интересно узнать, много ли у вас выездов в день.

– Сотни, родная, сотни, ведь мы лучшая команда в Ленинградской области, и находим самых крепких и здоровых женщин в области для поддержания нашего пожарного генофонда. – Красавец-пожарник целует женщину-репортера в щеку.