Что-то еще загремело.

— Все! — вскричал Золотаревский-старший. — Не хочу больше ничего слышать! Я свое слово сказал! Твое мнение не учитывается! Ты обязан мне подчиняться!

— Владимир Петрович, — снова попытался воззвать Кирилл.

— Я сказал: НЕТ! — не унимался старик. — Я сейчас же звоню охране Яслей и запрещаю им тебя туда пускать под страхом увольнения. Вот и увидим, кого из нас они послушают!

— Владимир Петрович…

— Нет! Сейчас же домой и спать! Ноги твоей в Яслях не будет до… До завтра!

Мы с Леночкой еле успели отскочить, когда двери с грохотом распахнулись, и Кирилл пулей вылетел из кабинета. Он был в бешенстве. Что ж, уйти было самым правильным решением, еще немного, и это Кирилл стал бы кидаться посудой.

Он быстрым шагом пересек приемную и хлопнул дверью на прощание.

— Вот это да, — присвистнула Леночка. — Какой богатый на события денек. Кирилл бьет все рекорды. Это ты его так подожгла, а, огненная?

Я замахнулась на нее, она деланно пискнула и отскочила. Право, мне на самом деле хотелось ее огреть.

В этот момент из кабинета раздалось оханье.

— Владимир Петрович! — Я бросилась туда.

Старик, держась за сердце, красный как рак, оседал на пол. В углу валялись осколки вазы, посередине помещения — стакана.

— Владимир Петрович! — пискнула Леночка.

— Не ори! — шикнула я на нее, удержав Золотаревского от падения и усадив в кресло. — Вот так, спокойно, дышите. Вы таблетки какие-нибудь принимаете?

— У Леночки, — простонал он.

— Тащи таблетки! — закричала я. — Хватит блеять! И воду!

Леночка прискакала уже через минуту и сунула мне баночку с таблетками и поставила стакан с водой на стол.

— Может «скорую»? — жалобно спросила она.

Я посмотрела на старика: его лицо начало уже приобретать нормальный цвет.

— Не надо «скорую», — решила наконец. — Выйди, пожалуйста.

— Но…

Я вперилась в нее таким взглядом, что Леночка снова ойкнула и без возражений выскочила за дверь.

— Как вы? — я присела возле Золотаревского на корточки. — Может быть, правда врача?

— Нет, — он замотал головой. — Все правильно, не надо докторов. Мне просто надо успокоиться.

— Уверены?

Владимир Петрович слабо кивнул.

Не спуская с него глаз, я обошла стол и села в кресло, в котором обычно и проводила наши занятия.

— Ну, и стоило так надрываться? — спросила я. — Посуду бить? А вы-то сами себя жалеете?

— О боже… — Золотаревский откинул голову на спинку кресла. — Весь офис слышал, да?

— Нет, — успокоила я, — только я и Леночка. Но если она кому расскажет, я сверну ей шею.

— Спасибо, — поблагодарил он.

— Не за что, это не ради вас.

— Конечно… — Старик закашлялся, но быстро отдышался, не успела я даже испугаться и вскочить. — Ради Кира.

— Нет. — Я серьезно покачала головой. — Ради общества! Сплетниц всегда надо душить. — Теперь я улыбнулась.

Золотаревский засмеялся.

— Ты мне очень нравишься, Изольда, — сказал он, отсмеявшись.

Теперь настала моя очередь смеяться.

— О, я сегодня всем нравлюсь!

— Приступим к занятиям?

Я фыркнула.

— Вот еще! Пока вы не придете в себя должным образом, я, так и быть, почитаю какую-нибудь умную книжку на ваше усмотрение. А вы как следует отдохнете.

— Спасибо, — еще раз поблагодарил Золотаревский. — Не ожидал, что ты встанешь на мою сторону.

Я вскинула брови.

— А кто вам сказал, что я на вашей стороне? — Он даже раскрыл рот от удивления, а я продолжила, почему-то мне хотелось высказаться: — Вы во многом правы, но Кирилл не из тех людей, которые понимают лучше, когда на них кричат. Вы его обидели, опустили до уровня маленького мальчика, который обязан подчиняться вашим приказам. Из статуса вашего сына вы вернули его на уровень мальчика-сироты, которого приютил у себя барин. Уверена, поначалу так и было, но Кирилл давно взрослый, и вы воспитали действительно хорошего человека, но не нужно ему приказывать. Вы его очень сильно ранили сегодня. Вы придумали Ясли и создали их, но они ЕГО детище. Вы вложили туда деньги, свои мечты и надежды на счастливое будущее, а он вложил туда душу. Не мне решать, чей вклад больше, да я и не судья. Но, думаю, вам придется попросить у него прощения. Он сдерживался до последнего и ничем вас не оскорбил, хотя и мог.