Немного отклонившись от темы Зверя, Владимир Петрович рассказал о магах, к коим относил себя и всех моих новых «коллег».

Эти люди действительно обладали способностями, которые в миру принято было называть «волшебством». Как я ни старалась, но мне так и не удалось в полной мере понять, каким образом они умеют преобразовывать энергию для сотворения своих «чудес».

Догадавшись, что так и не сможет объяснить мне процесс с технической точки зрения, Золотаревский перешел на простой и доступный мне язык.

Оказалось, что магия в том смысле, которое люди обычно вкладывают в это слово, требует просто колоссальной затраты энергии. Маги могут практически все, но это дается им нелегко. Золотаревский объяснил, что при желании он способен даже переместиться за один миг на другой конец страны, но потом, скорее всего, упадет без сил, и ему придется отлеживаться не меньше недели, чтобы восстановиться. Если же такой финт проделает начинающий волшебник, то, вероятнее, это превысит его допустимый расход энергии, и наступит смерть. Звучало жутко.

Из долгой речи Владимира Петровича я уяснила одно: несмотря на гипотетические способности магов, позволить они могут себе не так уж много. Только в зрелом возрасте им удается добиться полного контроля над расходом энергии и точно определять, что вынесет их организм, а что нет. Подводя итог всему вышесказанному, я поняла главное: магией как таковой, несмотря на свои способности, маги стараются не заниматься, полностью отдаваясь своему личному дару.

Такой дар индивидуален и не требует от своего обладателя совершенно никакой затраты энергии, являясь частью мага. Иногда у магов встречаются одинаковые способности, одни реже, другие чаще. Например, эмпатов такого уровня, как Кирилл, почти не осталось, потому что он был наделен способностью улавливать не только эмоциональные, но и физические чувства.

Я слушала Владимира Петровича с живым интересом, но, как ни старалась, к вечеру почувствовала себя переполненной информацией, как кувшин, который подставили под струю, чтобы наполнить, а потом забыли закрутить кран.

Прошел мой первый «рабочий» день. Меня отпустили ровно в шесть, как мы и договаривались.

Когда вышла в приемную, Леночка тоже уже уходила. Она как раз выключала компьютер, когда я вышла из кабинета Золотаревского. Девушка больше не выглядела расстроенной.

«Если бы Кирилл меня утешил, я бы тоже не была расстроена», — подумала я, но на этот раз с тоской, а не со злобой.

— До свидания, — вежливо кивнула мне Леночка, однако держалась настороженно.

— До свидания, — эхом повторила я и пошла к двери.

Вспомнила осуждающий взгляд Кирилла, когда я обидела эту девчонку, будем честными, ни за что. Ну да, зря она решила поумничать и сказала, что опаздывать неприлично, но я-то почему-то невзлюбила ее еще при первой встрече и именно поэтому нахамила сегодня.

Я уже взялась за ручку входной двери и остановилась. Отпустила ручку. Повернулась.

В глазах Леночки мелькнуло удивление.

— Что-то забыла? — по-прежнему преувеличенно вежливо осведомилась она.

Мне захотелось снова нахамить ей, развернуться и уйти.

Я сжала руки в кулаки, ногти впились в ладони. Я должна была научиться контролировать себя, должна, и точка. Я знала, как мне нужно поступить, я так чувствовала. Нужно было просто выбрать самое сильное из захватывающих меня чувств и отдаться ему, верному, а не десяткам ложных.

Самым верным было желание поступить по совести.

Я подошла к Леночке ближе. Эмоции бурлили, но я всеми силами пыталась руководствоваться правильными.