– Любаша? – Алексей улыбнулся. – Сбила меня эта ягода.

– Как сбила?

– Санками. И полетел я, Ваня, вверх тормашками.

Алексей встал, распахнул окно, присел на подоконник.

И тотчас же чья-то гибкая тень выскользнула из освещенного круга.

– Я, знаешь, чего к тебе, – уже серьезно продолжал Алексей. – Любаша-то у меня беременна. Да. Ребенка ждем, – он говорил солидно, как будущий отец, но – вздохнул, не удержался. – Может, и вправду ее лучше в город отправить, а? Что скажешь?

Иван подошел, вынул из кармана монетку, подбросил, поймал, накрыл ладонью.

– Что? – заинтересованно спросил Алексей. Иван убрал ладонь, глянул:

– Остается.

И спрятал монетку в карман, так и не показав ее Алексею.

Ночь на дворе. Южная, густая.

Всхрапнула неподалеку лошадь. Выскочил из будки полусонный часовой:

– Стой? Кто идет?.. Тишина. Полумрак в казарме. Еле светит прикрученная лампа. Спит дневальный, уронив голову на стол и не долатав гимнастерку.

Вошел Алексей. Постоял над спящим дневальным, прикрутил фитилек лампы, тихо прошел в свой закуток.

– Спишь, Любаша? – шепотом спросил он. Тишина. Только храп за фанерными стенками. Алексей повалился на свой топчан и мгновенно уснул, так и не заметив, что соседний топчан, на котором должна была бы спать Любочка, пуст…

– Как это могло случиться? Гневный голос командира эскадрона гремит в притихшей канцелярии. Здесь – Варавва; подавленный, за считанное время осунувшийся Алексей и растерянный, виноватый дневальный.

– Заснул маленько.

– Арестовать.

Во дворе неожиданно гремит выстрел. И – крик дежурного:

– Басмачи!.. Двор. Раннее утро. Из казармы выбегают бойцы. Тащат пулемет, коробки с лентами. Занимают боевые ячейки вдоль глиняного дувала.

На крыльце канцелярии – комэск, Варавва и Трофимов.

– С белым флагом они! – кричит с вышки боец.

– Комвзвода Варавва, выехать на переговоры, – сухо распоряжается командир.

– Есть. Керим!

– Есть Керим! – слышится бодрый голос: от группы бойцов идет переводчик.

Старшина уже выводит из конюшни лошадей. Иван легко вскакивает в седло, одергивает бешмет.

– В пустую болтовню не вступайте… – Комэск вдруг замолкает, глядя на Керима.

Керим садится в седло, откинув полу халата. И теперь отчетливо видно, что брюки его испачканы сухой глиняной пылью.

– Понятно, товарищ командир, – нетерпеливо говорит Варавва. – Разрешите выполнять?

– Выполняйте.

Дневальные распахивают тяжелые створки ворот, и Иван с переводчиком выезжают со двора.

Трое верховых ждут на бархане. Один – с белым флагом – чуть в стороне. В центре – полный мужчина и ловкий молодой басмач в английском френче. Он нервничает, дергается и вдруг, бросив поводья, начинает кричать, бурно жестикулируя.

Против басмачей стояли Варавва и переводчик.

– Илляз-бек знает, кто взял в плен его отца, – не без удовольствия переводил Керим. – Он поклялся бородой пророка, что казнит тебя самой мучительной смертью.

Варавва невозмутимо поклонился и спокойно сказал:

– Моггабит-хан пока жив и здоров. Но если вы попытаетесь атаковать нас, мой командир пристрелит его без суда. Так мне приказано передать, и вы знаете слово моего командира.

Керим перевел. Затем медленно и солидно заговорил по-русски полный басмач:

– Джигиты не должны угрожать друг другу. Джигиты должны уважать друг друга. Мы уважаем слово вашего начальника и не будем отбивать Моггабит-хана. Мы предлагаем обмен.

– Обмен? – Варавва сразу перестал улыбаться.

– Мы предлагаем обменять курбаши на молодую жену нового командира. Это хороший обмен: мы предлагаем две жизни за одну.

– Я должен посоветоваться.