От осознания, что меня подловили, мне хочется сброситься со склона и повалиться кубарем вниз. Ну или забиться в угол и поплакать с горя, потому что так или иначе моя влюбленность останется безответной.

Господи, да я же совершенно не умею врать. Это ведь так очевидно по моему срывающемуся голосу в моменты, когда мы так близки друг к другу, по дрожащим рукам. По бешеному биению сердцу, по спутавшимся мыслям. 

Да и зачем врать?

— Назар, я ведь правда чувствую....

— Милый, помоги мне, пожалуйста, со шлемом. Не могу расстегнуть эту дурацкую застежку.

Из ноткуда вновь возникает Карина и нагло протискивается между нами барьером, словно я — пустое место. 

Я неслыханно возмущена, а сказать против ничего не могу. Язык разом отсох.

Если бы Назар посчитал такой поступок невежливым, то сделал бы Карине замечание или отчебучил очередную шуточку в ее адрес, но нет. Он с непринужденным видом помогает ей расстегнуть шлем, ровно так же как и мне минуту назад.

И смотрит на нее все так же, и прикасается, и...

Дура, а чего я ожидала?

Повесив нос, отхожу от них, чтобы Карина не наступила на меня "случайно". Дальше украдкой наблюдаю за ними.

Они оба совершенны, гармоничны. Идеально подходят друг другу, как современные Бонни и Клайд.

Они перебрасываютя парочкой фраз. Мне неслышно, о чем речь ведется, но, наверное, о чем-то приятном, раз Назар и не думает отшить ее.

Наверняка, Карина рассказывает ему о тех самых изменениях, после которых по предсказанию Маши, он на коленях перед ней начнет ползать...

А я и не знала, что ревность — напасть колючая. Настолько, будто ежа целиком проглотила.

Назар заботливо протирает ее лицо влажными салфетками, а она руки свои распускает, обнимает, смотря на него как кошка на сметану.

Стервы тоже умеют любить. Может, проблемы в отношениях с Назаром и сделало ее такой, ведь сейчас с ним она совсем другая — без притворств, забавная и возвышенная.

А Назар... С ней ему также не приходится притворяться.

В расстроенных чувствах я нахожу в глубоком кармане куртки свой телефон. Начинаю бездумно фотографировать на него все, что попадается на глаза. Это занятие многим лучше, нежели чем пялиться на бывших любовничков, у которых еще не погасли друг к другу чувства. Это заметно.

Через десять минут мы рассаживаемся по квадроциклам и возвращаемся на отправную точку.

Назара будто подменили после общения с Кариной.

Он уже не спрашивает, страшно ли мне, холодно ли. Он не греет мои руки и не просит держаться за него крепче. Он вообще не разговаривает со мной, не смотрит в мою сторону. Назар ведет себя максимально отстраненно, даже когда мы приезжаем на базу. Он провожает меня до веранды нашего домика и уходит по-английски.

Лишь от Маши я узнаю, что они с Федором отправились в баню, прихватив с собой гитару.

— Это затянется как минимум на весь вечер, — предупреждает меня Маша. — Но ты можешь составить нам с Кариной компанию. Мы собираемся в баре посидеть. Пойдешь?

Если бы Карина умела убивать взглядом, то Маша отправилась бы на тот свет после такого предложения.

— Нет. Я лучше погуляю по базе, — избавляю себя и Машу от лишних проблем с Кариной.

В одиночку я отправляюсь осваивать местность турбазы: качаюсь на веревочных качелях, наблюдаю за подвыпившей компанией, отмечающей чей-то день рождения, а затем спускаюсь на берег. Отгородившись от суеты, я сижу на холодных камнях и жду наступления темноты.

Долго жду. Часа два уходит на то, что бы небеса коснулись поверхности реки. 

Небо нависает так низко над моей головой, что кажется можно встать на цыпочки и достать любую понравившуюся звезду.