Его спина как щит, как массивная стена от невзгод и предрассудков. Я ощущаю себя защищенной, наполненной жизнью и... красотой.

— Не холодно? — заботливо интересуется Назар. — Здесь существенно прохладней.

— Нет, все здорово! — мотаю головой.

Не верит.

Он отпускает на время руль и нашаривает мою ладонь на своем боку. Кожу стягивает и покалывает на фоне контраста неистового жара его руки, которой он стискивает мою ладонь. Как будто пальцы окунули в горячий воск, а потом резко остудили.

— Никуда не годится! — подмечает негодующе. — Ледяные ж совсем!

Назар зубами зажимает воротник походной ветровки, тянет бегунок вниз и просовывает мои руки под свою футболку, на пресс каменный кладет. Вздрагиваю и рассыпаюсь на атомы удовольствия. Счастье расползается по мне и пробирается в самую душу.

Плотнее прижимаюсь к его спине своей щекой, к необычайному жару, исходящему изнутри. Сжимаю его торс, пытаюсь обхватить полностью, а рук для этого не хватает.

— Держись крепче, сейчас на обгон пойдем. Достало плестись за этими неженками.

Вильнув с колеи, мы выезжаем на широкую местность. На самой высшей точке склона дорога как раз позволяет сманеврировать и обогнать впереди следовавших.

Адреналин выбрасывается то визгами-писками, то упоминанием черта, то мольбой о пощаде. Истерический смех из меня льется наружу. Еще и уши закладывает на такой приличной высоте, но я вцепилась в Назар так крепко, что мне теперь все нипочем, разве только немного страшновато за тех кого, мы обгоняем.

Судя по сырости, в горах совсем недавно прошел локальный дождь. Земля на некоторых участках превратилась в месиво.

И всякий раз, когда Назар поддает газку, ошметки грязи из-под прокручивающихся колес летят в разные стороны.

Глянув в боковое зеркало, он голову задирает и утробно хохочет, походя при этом на шкодливого подростка. 

— Еще крепче, лучик! — командует Назар, я почти приклеиваюсь к нему и он тотчас прибавляет газу, запуская в воздух фейерверк из грязи.

Тогда позади нас слышится разнокалиберный гул: кто-то гогочет во все горло, кто-то ругается отборными матюками, а кто-то отплевывается попавшей в рот грязью.

Но всем нам весело. Всем за исключением Карины.

— Слышал, алтайская грязь имеет целебные свойства. Морщины враз разглаживаются, — отмечает Федор, поддев тем самым насупившуюся фурию. — Так что вернешься в город помолодевшей, посвежевшей. Родная мать не узнает!

— У меня вообще-то нет морщин! И матери тоже, осел! — дуется Карина, еще не догадываясь, что ее лицо стало в крапинку, а красная одежда — в горошек.

Все-таки зря она не не прислушалась к организаторам. Не была б сейчас похожа на божью коровку.

— Здесь привал! Желающие могут погулять и сделать фотки. Как только следовавшая за нами группа окажется на вершине, отправляемся обратно в том же составе! — распоряжается инструктор.

Назар глушит квадроцикл, слазит с него, эффектно перекинув ногу. Он подхватывает меня за талию, поднимает вверх и ставит на землю.

Улыбаюсь ему как влюбленная дурочка, когда он помогает мне снять шлем. Твердая земля под ногами движется, превращается в мягкие зефирные облака, когда он прикасается к щеке и стирает с нее прилипшую грязь подушечкой большого пальца.

Глаза мои застыли на нем. Угодили в капкан. Я вижу только его. И дышу сейчас только им, а вовсе не горным воздухом.

— Что ты так смотришь на меня, а? — спрашивает он почти беззвучно, загоняя в сети своего проникновенного взгляда.

— Я... мне просто хорошо... здесь.

"С тобой", — мысленно добавляю.

— А я уж думал, ты влюбилась в меня взаправду, — словами оголяет мои нервы.