Я особого облегчения не почувствовала, но и не паниковала перед будущим. Выживу как-нибудь.

Такая жизненная школа пройдена почти к двадцати одному году, не пропаду. Жильё, пусть и в посёлке, имеется. Деньги на счету тоже.

Осталось чувство ответственности перед клиентами, но уже всё в прошлом. Вот так быстро, с помощью больного на всю голову парня раз, и всё и изменилось.

Удалю свою страницу в соцсети, сменю номер. Квартиру в этом районе снимать точно не буду, может, вообще куда-то уеду, чтобы Носорог не нашёл. 

А вот с Мироном ли я, вот это для меня вопрос открытый.

Он что-то трещит, иногда обнимает меня, пытается успокоить. Рон делится своими планами на будущее. Привлекательные, если честно. Больше всего удивляет, что в них есть я. Мне в его мечтах выделено отдельное почётное место.

То, что Корсаров одержимый, преследует меня очень давно, я знаю, но чтобы вот так глубоко связывать со мной свою жизнь, даже не получив от меня согласие, пугает.

Его от Коли Носорога отличает только отсутствие диагноза.

— Рон, ты наблюдаешься у врача? — спрашиваю я, когда мы подходим к моему дому.

— Да, — он не посчитал такой вопрос обидным. Я бы расстроилась, что меня принимают за больного на всю голову. — Помнишь нашего Хренсгорова? Тренера?

— Помню, — усмехаюсь я, вспоминая нашего классного руководителя.

Смешной такой дядька. Хренсгоров Владимир Амосович, по кличке Хрен с Горы. Всех парней называл «дубинной рощей». А когда я осталась одна из девчонок, сказал: «Берёзка в дубинной роще». Гонял парней, воспитывал.

— У него жена Ярослава Николаевна, она психолог, — продолжает рассказывать Мирон, и я замечаю, как он напряжён, осматривается по сторонам. — Она сильно мне помогла. Ещё есть… другой врач, Павел Олегович. С ним за жизнь говорю. Так что все мои загоны контролируются, и ничего плохого во мне нет.

— Да уж! Точно в тебе ну ничего плохого, — дуюсь я, складывая руки на груди.

— Серьёзно, — он опять меня обнимает и прижимает к себе.

Ему нравится это. Мирон осторожен со мной. Наощупь строит отношения. Вот я и не сопротивляюсь, когда его рука то за плечо меня притягивает к его сильному телу, то за талию. И Мирон делает это всё чаще.

Сопротивляться его объятиям нет смысла, он всё равно будет тискать, сколько ему надо, потому что сильнее. В принципе, я могу заявить, что между нами всё кончено, но он обидится, ещё хуже заплачет. Люди с одержимостью — немного дети.

 А я сама как дальше жить буду без него?

За весь период моей жизни он единственный неродной мужчина, с которым мне хорошо, которого я не боюсь. Мне приятен его запах, мне приятно его тепло. Он превратился в настоящего красавца. И знаю я его неплохо.

Рон вспыльчивый, но отходчивый. Он никогда не бросит в беде друга. С врагами я не знаю, но этот парень всегда готов идти на примирение. Корсаров рано стал сиротой, и многое с подросткового возраста делал самостоятельно. Когда большинство парней по подъездам тусовались или дома за компьютерами торчали, Мирон Корсаров пытался подработать в автомастерской. Именно в тринадцать лет он решил, что жизнь посвятит ремонту машин. В то время мы стали с ним встречаться.

Первая любовь. Она самая сильная и запоминающаяся. Принято говорить, что она не имеет продолжения, потому что вспышка яркая и недолгая.

Но это особое время, тем более если испытывают первую любовь подростки. Такие пары способны на подвиги, которым удивляются даже взрослые люди. И я удивляюсь теперь, как мне хватило сил в свои неполные четырнадцать спуститься за Роном в пропасть и забраться в пещеру, куда он по несчастному случаю закатился. И сидеть с ним, мёрзнуть три часа, отдавая свою одежду.