– Он и вас поколачивал?

– Да. Он бил меня. Бил, когда пил и когда не пил.

– А потом насиловал вашу дочь.

Ее лицо напряглось, в глазах промелькнула боль.

– Да. Да. Мою Барбару. Я не знала. Как я могла не знать? Она мне никогда не говорила, пока… Она мне никогда ничего не рассказывала, потому что я терпела, когда он бил меня. Так с какой стати я буду защищать ее, если не смогла защитить себя?

– Хороший вопрос. – Ева вовремя спохватилась и велела себе держаться темы разговора. – Но мы здесь по другому поводу. Вам известно, что у Флореса была стычка с вашим мужем из-за вашей несовершеннолетней дочери Барбары?

– Да. Они… отец Флорес, Марк и Магда вызвали полицию. Но сначала пришли они с Марком. Вот тогда-то я и узнала, что он сделал с моим ребенком. И что уже начал делать с моей малышкой Донитой.

– Ну и что вы думаете по этому поводу?

– О том, что сделал Тито?

– О том, что Флорес сделал по этому поводу.

Елена расправила плечи.

– Я за него Бога благодарю каждый день. Он нас спас. Он отстоял нас, когда я была слишком напугана и слишком глупа, чтобы нас защитить. Знаю, он теперь пребывает на небесах, и все равно я каждый день благодарю за него Бога. Я каждый вечер молюсь за него перед сном.

– Ваш муж звонил вам из тюрьмы «Райкерс»?

– Он не знает, где мы. Магда увезла нас в приют к югу отсюда. «Доча»…

Пибоди открыла было рот, но Ева бросила на нее упреждающий взгляд.

– Мы там оставались три недели, – продолжала Елена. – Тито признал себя виновным. Десять лет. Этого мало, но все-таки это десять лет покоя. Мы переехали, у меня новая работа. Когда скоплю достаточно, мы опять переедем. Уедем из города. Уедем далеко-далеко. Он нас никогда не найдет. Отец Флорес обещал.

– Правда? А он сказал вам, откуда у него такая уверенность?

Елена вздохнула.

– Он сказал, что, если надо, способы найдутся, и что есть люди, которые могут помочь, если нам придется прятаться. Но он сказал, что я не должна беспокоиться. Он верил, что Тито никогда нас больше не побеспокоит. У меня такой твердой веры нет.


Когда они вновь оказались в машине и поехали в центр, Пибоди откашлялась:

– Я вовсе не собиралась упоминать о твоей связи с «Дочей».

– У меня нет связи с «Дочей». Это дело Рорка.

«Вот это и есть связь», – подумала Пибоди.

– Что ж, это хорошее дело. Реальная помощь женщинам с детьми, попавшим в беду. Ты была с ней уж больно сурова. С Еленой Солас.

– Правда?

Такой холод прозвучал в этом единственном слове, что Пибоди поежилась и вытащила свой портативный компьютер.

– Ладно, я свяжусь с «Райкерс», проверю, с кем связывался Солас за последнюю пару месяцев. Вдруг всплывет что-то любопытное?

– Вот и правильно, – одобрила ее Ева.

Еще на протяжении десяти кварталов между ними висело это ледяное молчание.

– Она это заслужила, – буркнула наконец Ева. – Ей еще мало досталось. Она же все пустила на самотек! И в результате пришлось ее дочке вытаскивать семью из этой ямы. Она это заслужила, потому что покорно терпела оплеухи и тычки, хныкала в уголке, пока он насиловал ее дочь. Она это заслужила за то, что ничего не делала.

– Ну, может, и заслужила. – «Зыбкая почва», – напомнила себе Пибоди. – Но она же не знала… – Пибоди осеклась: Ева бросила на нее убийственный взгляд. – Ей следовало знать. И теперь ей придется с этим жить.

– Ее дочери придется жить кое с чем похуже. – Что тут еще можно было сказать? – Эта никчемная боксерская груша не имеет никакого отношения к отравлению Лино. Это не линия расследования, это тупик. Позвони Марку Тулузу, посмотрим, может, удастся уговорить его заглянуть к нам.