В душе такая сушь теперь,

Ослабло притяженье зла.

А те, на берегу, и впрямь знакомы вроде

И что-то говорят, друг к другу обратясь.

И я принадлежать хотел бы к их породе…

Помехи, сбой волны, и резко рвется связь.

Мягкое подпрыгиванье гор,

Трактора урчанье в дымке зыбкой.

На руинах развели костер;

Жизнь, похоже, все-таки ошибка.

Выживать мне стало все трудней

В гуще этих странных организмов:

Ходят в сандалетах, ржут, – ей-ей,

Скопище нехитрых механизмов.

Как запрограммирован уклад —

Навсегда – в провинциальных семьях!

Круг судьбы до скудости ужат,

Счастье в малых дозах, жизнь по схеме.

А на кухне блеск и чистота.

Что за страсть к вылизыванью кухонь!

Пуст и скуп словообмен: нет, да.

Мнения соседки ловит ухо.

Девять вечера, тьма наплывает в окно,

Я не в силах кричать, обрывается голос.

Начинается отпуск, за окнами морось,

Я пытаюсь представить, что мне все равно.

Раз в двадцатый опять подхожу к телефону,

Не найду, что сказать, но услышать готов,

Что мне скажут, и вместо сочувственных слов

Раз в двадцатый я слышу гудок монотонный.

Я сегодня купил себе хлеба и сыра,

Все в нарезке – случайно не выколешь глаз,

И голодную плоть усмиряю тотчас.

Воскресенье, свобода, прохладно и сыро.

Если кто-нибудь есть на Земле или выше,

Тот, кто любит меня, – пусть пришлет мне ответ.

А иначе – конец, я уже его вижу,

Бритва в воздухе чертит светящийся след.

Как росток маиса, выкопанный под корень,

Я, пустая раковина, забытая морем

В стороне от жизни, за урезом воды,

Оборачиваюсь к тебе, посмевшей меня полюбить:

Пойдем со мною, пойдем и найдем, может быть,

Ночи следы.

Утро было светлым, чистым, как кристалл.

Ты терять свою свободу не хотела.

Ждал тебя, на птиц смотрел и знал:

Предстоит страданье, что бы я ни сделал.

Фальшивой радости прибой,

Под вечерок, хотя б на час.

Ты не со мной, я не с тобой,

Забылся сговор наших глаз.

Смерть, разделение – удел

Уже ступивших за порог.

Неспешное разъятье тел

В прекрасный летний вечерок.

Как перевод небытия,

Вокруг меня предметы быта.

Никчемным, им под стать и я —

Ты не идешь, и жизнь разбита.

С самим собой, как с тенью тень,

Как с девкой уличной в кровати,

Я коротаю ночь и день

И так люблю тебя некстати.

Субботним днем бреду пешком

В толпе, снующей деловито,

И все шепчу себе о том,

Что жизнь разбита, жизнь разбита.

Почему никогда нам не быть,

Не быть

Такими, чтоб нас любить?

В пустом пространстве жить, без вех и без опоры,

Как птицы хищные в краю немых высот,

Но крылья есть у птиц, добыча, схватка, взлёт,

А у меня их нет. Есть зыбкие просторы.

Бывало, что меня ночь возвращала в мир,

И просыпался я с зарядом жизни новой,

Пульсировала кровь, летел секунд пунктир —

Была их цепь тогда реальной и весомой.

Но этому конец. Я по утрам с тоскою

Опять встречаю день; мне вечера милей.

Вступил я в полосу пустынных областей,

Не надо мне побед, хочу я лишь покоя.

В пустом пространстве жить, без вех и без опоры.

Мне дарит темнота спасительный покров,

Желанье тает в нем, он мягок и суров.

Иду сквозь ночь. Мой взгляд внимателен и зорок.

Нить забвения тянется, ткется и ткется

Без конца, без начала. Хоть плачь, хоть моли.

Жизнь, как белый корабль, закрывающий солнце,

Уплывает, скользя в недоступной дали.

Я смерть внутри себя сквозь эту жизнь пронес,