– Пфф. Ну надо же какая цаца. Подумаешь, какой щепетильный! Оскорбили его! Радовался бы – секс всё-таки перепал…

– Ну, знаешь, я его понимаю. Если бы меня кто-то счёл… женщиной лёгкого поведения, я бы тоже… огого как разозлилась. Я бы надавала по щекам наглецу и…

– Не заводись. Вот уж тебя точно никто не сочтёт. Так тебе понравилось, скажи?

– Не скажу. Понравилось.

– Значит, наш не-жиголо был на высоте?

– Ну… – я ни к селу ни к городу вдруг начала краснеть.

– О! – засекла Лёлька, направив на меня палец. – Вижу, было жарко. Ну и не парься! Подумаешь, перепутала, с кем не бывает. Ты своё получила и бесплатно, хорошо же. А он уж как-нибудь переживёт оскорбление. Сам виноват. Не знает местность – спрашивать надо. Этак можно куда угодно забрести. А какое у него было лицо? Ну, когда ты ему деньги сунула…

Я изобразила как могла, Лёлька заливисто расхохоталась. А смех у неё заразительный. Если ей смешно, то в итоге всем становится смешно, даже если минуту назад было не до смеха.

В общем, молодец она что приехала. Сумела меня убедить, что никакой катастрофы не случилось, можно забыть и не заморачиваться.

К тому же, у меня и помимо этого было из-за чего грузиться – завтра же понедельник. Завтра же к нам явится чёртов Крамер… то есть новый коммерческий директор.

При мысли о нём у меня начинали ныть зубы. Это от сдерживаемой злости. Честно говоря, у меня так впервые – чтобы не видев ни разу человека, не обмолвившись с ним ни словом, я просто клокотала от раздражения к нему.

И даже не знаю, за что больше этот золотой кадр мне неприятен – за то, что украл мою должность, или за то, что благодаря ему меня только ленивый в пятницу не обсмеял.

Было бы просто замечательно, если б ему у нас не понравилось и он вернулся в свою Москву.

Хотя что ему может у нас не понравиться? Его уже ждут, затаив дыхание. И завтра наверняка вся женская часть нашего коллектива устроит парад мод. А всё потому что кадровички сказали, что ему тридцать и он хорош собой – видели его дело в «Босс-кадровике»*. Но главное – не женат.

– Он ещё не приехал, а его уже все любят и ждут, – жаловалась я Лёльке.

– Ничего, Ксюха, не хандри. Придумаем, как его выжить.

Разумеется, никто никого выживать не будет, это Лёлька меня подбадривает. Вселяет бойцовский дух, чтоб я не раскисала. И это помогает! Простились мы на позитивной ноте.

Правда помогло ненадолго. Всю ночь я гипнотизировала потолок и считала овец в тщетных стараниях уснуть. Мне было то душно, то холодно, то тревожно, то слишком твёрдо и бугристо. Зато наутро я готова была десять лет жизни отдать за капельку сна.

Однако кое-как собрала остатки воли, сдёрнула себя с кровати, которая стала предательски мягкой и уютной, и поплелась навстречу неизбежному. Точнее, потрусила на остановку, прячась под зонтиком от холодного апрельского дождя.

Дождь этот был совсем некстати. И если поначалу он лишь нудно накрапывал, то теперь стал набирать силу и уже резво тарабанил по зонту. Да ещё и под ногами растекались лужи.

Но, к счастью, маршрутку долго ждать не пришлось. Хоть тут повезло. Свободных мест в салоне не было, но какой-то милый юноша уступил своё. А дальше… дальше случилось немыслимое.

Пригревшись в тепле, под мерный гул мотора я стала клевать носом, так вдруг сморило. А потом и вовсе уснула. И так незаметно! Вот только что я прикидывала в уме, что через три остановки мне выходить, и вот уже вздрогнула от громкого выкрика водителя: «Автобаза! Конечная!».

А вот это уже катастрофа: в салоне я одна, неизвестно где, снаружи льёт как из ведра и… нет моего зонта. Пока я дремала, какой-то негодяй его умыкнул. А на часах четверть девятого!