Пока мы ехали в машине, я все время вспоминала, как этот мужчина целовал меня. Часто в любовных романах пишут фразу: «Его поцелуй горит на моих губах» или «я до сих пор чувствую его поцелуй на своих губах». Я никогда бы раньше не подумала, что это бывает именно так. Это странно, но я сейчас действительно ощущаю вкус поцелуя на своих припухших губах. В тот момент, когда он целовал меня, я вообще потеряла чувство реальности. Мне казалось, что все это происходит не со мной. Конечно, за свои двадцать с небольшим я целовалась с парнями. Но так, чтобы коленки немели... чтобы душа взлетала куда-то вверх... чтобы до дрожи — никогда.
Смотрю на Егора. Мужчина уверенно ведет машину. Его энергетика, его харизма завораживает меня, а сила — подчиняет. Как-то неловко называть Громова по имени. Но после всего, что было с утра, обращаться к нему по имени отчеству как-то странно. На секунду закрываю глаза и вспоминаю его слова: «Останови меня! Я не смогу сам». Нет. Нет, в тот момент я не могла, да и что греха таить, — даже не хотела его останавливать. Тогда мой мозг сдал все оборонительные позиции, а бал правило тело, которое очень хотело узнать, что такое близость с мужчиной. Открываю глаза и снова медленно скольжу по нему взглядом. У него нервно дергается кадык. Шея напряжена. Челюсть плотно сжата.
— Ты сейчас во мне дыру просверлишь, — говорит Егор. Желваки на его лице нервно дергаются, а затем он тихо матерится на фуру, которая не включила поворотник. — Не смотри так. От дороги отвлекает.
— Извини.
Скольжу пальцами по лакированной панели пассажирской двери.
— Нет, детка, не извиняйся. — Уголки его губ дергаются вверх. Держа руль одной рукой, второй он проводит по внутренней стороне моего бедра. — Просто дай спокойно доехать до города.
В городе мы оказываемся ближе к десяти часам утра. Как раз тогда, когда час пик закончился и все пробки рассосались.
— Анечка, — Егор глушит двигатель возле моего подъезда и разворачивается ко мне, — а теперь дай мне свои губки.
Мужчина подается ко мне, а я чувствую, как меня несет куда-то на влюбленных куражах. Он сгребает меня в охапку и, откинув подлокотник, утягивает к себе на колени.
— Ты что? — Я держусь за его плечи, когда он отъезжает на сиденье назад от руля.
— Ничего.
Он нежно гладит мои бедра, вжимая к себе в пах, пока я глажу его щетинистые щеки. Это безумно приятно. Затем Громов ловит в поцелуй мои губы и врезается в рот языком. Постанывая от удовольствия, я начинаю крутить бедрами. Остатки моего здравого смысла утекают куда-то между ног. Егор скользит вверх по моей скуле и, сдавленно рыча, впивается губами в кожу за ушком. Я начинаю дрожать.
Боже мой, ну почему это так чувственно?
— Что же ты со мной делаешь, Анечка? — спрашивает он и ловит губами мочку моего уха.
— Я не специально, — шепчу в ответ.
— Ну все, все. — Егор возвращает меня на пассажирское место, а мне становится очень холодно без его объятий. — Я сволочь, согласен. Но мне надо в офис.
Он откидывается на подголовник, прикрывает глаза и кладет руки на руль.
— Тогда до вечера. — Я беру свой рюкзак и открываю дверь.
— До вечера, — говорит Егор, ловит меня и снова целует, но на этот раз легко.
Спустя буквально несколько часов я начала чувствовать себя очень и очень плохо. Слабость, ломота и головная боль. Ближе к вечеру появилось першение в горле и, как назло, подпрыгнула температура.
Егор
Я еду прямиком в офис, решать рабочие вопросы. Моя помощница перенесла на сегодня несколько важных встреч. Сосредоточиться на работе трудно, но я стараюсь изо всех сил, потому как все время мыслями возвращаюсь к Аньке. А еще очень хочется спать.