– А с вами можно танцевать? – спросила вдруг, сама не зная, почему задала этот вопрос.

Он замялся на долю секунды, прежде чем ответить.

– Если потребуется, – сказал он немного хрипло. – Но я нечасто берусь за такое удовольствие.

– Почему?

– Потому что я не гожусь в партнёры для танца, – коротко ответил мужчина, словно закрываясь от меня бронёй отчуждённости, и я сразу же пожалела о своём любопытстве.

Миссис Торнтон кашлянула, давая понять, что беседа становится чересчур фривольной.

Тем не менее, капитан не стал развивать тему. Вместо этого перешёл к другим указаниям: как вести себя за ужином, как принимать комплименты, объясняя, что нельзя это делать слишком холодно или слишком тепло; учил, как правильно отказывать в танце – с достоинством, но без холодности; как обращаться к старшим дамам и, даже, – как держать веер, если я решу им воспользоваться. Да, это всё я изучала на уроках этикета, которые много лет мне преподавали самые лучшие мастера, но Эдмунд рассказывал не сухие факты, а то, как мне вести себя именно в лондонском обществе и именно с кавалерами. Он говорил со знанием дела, и я не решилась ему напоминать, что многое из его наставления я и так знаю.

– И главное, – добавил он, – ни в коем случае не оставайтесь наедине с кавалером. Ни в саду, ни в библиотеке, ни даже в холле. Это недопустимо.

– Даже если он просто хочет показать картину? – спросила его недоуменно. Я ещё не была представлена в свете, но при этом в нашем доме всегда раньше были гости. И я могла общаться с любым из них без всяких ограничений.

– Особенно, если он хочет показать картину, – немного резко ответил он без тени улыбки.

– Благодарю за наставления, капитан, – сказала я, стараясь скрыть смущение. – Я сделаю всё, как вы говорите.

– Хорошо, – кивнул он, вставая. – Значит, мы готовы. Я заеду за вами вечером в день перед балом.

И, не дав мне времени спросить что-либо ещё, он поклонился и ушёл.

Когда дверь закрылась, миссис Торнтон произнесла:

– Он очень заботится о вас, моя дорогая. Хотя и говорит как офицер. Сухо и не очень любезно. Не удивительно, что капитан всё ещё не женат – не всякая женщина выдержит такой суровый нрав.

– Да, – согласилась я, глядя в огонь. – Слишком заботится, чтобы позволить себе быть мягким.

Но внутри я чувствовала странное волнение. Первый бал. Первая встреча с обществом. И первый шаг в новую жизнь.

Я сидела в карете, держась за край сиденья так крепко, что пальцы побелели. Платье из светло-серого шёлка, заказанное у мадам Лежен, струилось вокруг меня мягкими складками, а белое кружево на рукавах щекотало запястья. Волосы были уложены с помощью миссис Торнтон так строго, что казалось – ещё чуть-чуть, и они вовсе не смогут шевельнуться. Я была похожа на настоящую столичную леди. Мой образ был всё ещё связан с трауром, но при этом он был красивым, и по принятой здесь моде.

– Не волнуйтесь, моя дорогая, – сказала миссис Торнтон, взяв мою руку в свою. – Вы будете великолепны.

Капитан Хардфорд сидел напротив, спокойно смотря в окно экипажа. Как всегда, невозмутимый и спокойный, как корабль в океане. Он даже не посмотрел на меня, когда я поправляла перчатки пятый раз за минуту. Но я знала – он всё видел. И всё понимал.

Когда мы подъехали к дому леди Кармайкл, меня охватила тихая паника. Перед нами открывался вид на широкий вход, украшенный цветами. Его освещали сотни фонарей! Из открытых окон лилась музыка – звуки скрипок и фортепиано, такие живые, что сердце сразу забилось быстрее.

Капитан помог мне выйти из кареты, и в тот момент, когда по этикету наши ладони должны были разъединиться, его пальцы на миг задержались на моей руке. Я испуганно посмотрела на мужчину, а он кивнул с поддерживающей улыбкой.