ГОРОДОВОЙ

До чёртиков допился! До греховного исхода! Врёшь!

ГЕОРГИЙ

Вот на хрена ты, Василий Петрович?!

ГОРОДОВОЙ

Это уж как мамаша с папашей назвали!

Оба смеются, пострессовое состояние.

ГОРОДОВОЙ

Я тебя сейчас вот в часть запру!

ГЕОРГИЙ

И на что я тебе там?!

ГОРОДОВОЙ

Мокрый весь из-за тебя, дурака!

Поднимается, обтряхивается. Поднимает фуражку, надевает. Достаёт из кармана мелочь, протягивает Георгию:

ГОРОДОВОЙ

На согреться хватит. И брось мне это! Господь не даёт больше положенного! В своё время концы отдашь! И чтоб не мне бумаги писать – мне на сегодня бумаг уже – во! (жест ребром ладони по горлу)

(СОНЯ, КРАВЧЕНКО, БЕЛОЗЕРСКИЙ, АСЯ.)

На краю кушетки – плоская белая тарелка, с лужицей прозрачной сыворотки (Асиной), «отцентрифугированной» Белозерским. Кравченко колет пальчик Сони скарификатором, Белозерский снимает выступившую каплю крови стеклянной палочкой, смешивает каплю с лужицей Асиной сыворотки. Все трое смотрят в тарелку, затаив дыхание… Кровь не сворачивается! Белозерский с Кравченко смотрят друг на друга: джек-пот! Искомая группа крови найдена!

КРАВЧЕНКО

Не сворачивается!

БЕЛОЗЕРСКИЙ

Сыворотка не склеивает эритроциты «родственника по крови», который вовсе не обязательно кровный родственник.

АСЯ

Что это значит?

БЕЛОЗЕРСКИЙ

Что ты спасёшь Соне жизнь!

…Укладку на переливание!

Ася бросается к инструментальному шкафу, достаёт необходимое.

АСЯ

Я готова всю отдать, пусть только Соня живёт!

КРАВЧЕНКО

Хватит миллилитров трёхсот.

БЕЛОЗЕРСКИЙ

Но потом тебе придётся пить кровь умирающих гладиаторов… Шучу. Не в Древнем Риме. Угощу непрожаренным бифштексом.

Ася садится на стул рядом с кушеткой, заголяет левую руку до середины плеча. Белозерский берёт иглу…

(ХОХЛОВ.)

Хохлов подбегает к парадной двери дома – вид у него, как у немолодого человека, который долго бежал. Жмёт на звонок неотрывно.

(БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ, ХОХЛОВ, ЛАКЕЙ ВАСИЛИЙ.)

Белозерский-старший в кресле у камина, вытянув ноги, с сигарой и бокалом коньяка. Созерцает огонь. В мечтательном настроении. Врывается Хохлов, за ним – Василий.

ЛАКЕЙ ВАСИЛИЙ

Профессор, как хотите, но я обязан прежде доложить!

Хохлов обращается к Белозерскому-старшему, обернувшемуся на шум:

ХОХЛОВ

Где она?!

Белозерский-старший сразу понимает о ком речь, снова обращает мечтательный взор на огонь.

БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ

Ушла… Но обещала захаживать запросто!

Хохлов обессилено делает несколько шагов, падает на диван, где сидела Вера; судорожно всхлипывает, пытаясь подавить рыдания:

ХОХЛОВ

Я старый дурак, Николай Александрович! Старый беспомощный трусливый дурак!

Белозерский-старший вскакивает, кивает Василию: не стой истуканом! Сам идёт к Хохлову, садится рядом, обнимает за плечи, протягивает свой бокал:

БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ

Хлебните, Алексей Фёдорович! Сейчас чуток оправитесь – и мы разыщем княгиню! Я с Мадагаскара сырьё получаю – так чтобы я в Питере человека не получил?!

(СОНЯ, АСЯ, БЕЛОЗЕРСКИЙ, КРАВЧЕНКО.)

Ася на табурете у кушетки, выглядит измождённой. А девочка уже не так бледна, щёки порозовели. От сестры милосердия к дитя протянута трубка капельницы. Белозерский сейчас слишком врач: озабочен прежде всего статусом Сони. Тестирует периферический пульс, наиграно-строго обращаясь к маленькой пациентке:

БЕЛОЗЕРСКИЙ

Софья, отличный пульс! Приходите в себя! Третья порция пошла! Больше мне из сестры не выкачать, имейте милосердие!

У Сони дёргаются веки. Приходит в себя. Открывает глаза. Не соображает, где она. Жалобно шепчет: