(ВЕРА, БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ, ЛАКЕЙ ВАСИЛИЙ.)

Вера на диванчике с ногами, в одной руке – бокал коньяка, в другой – сигарета. Белозерский-старший в кресле. Курит сигару. На столе – кофейник «с подогревом». Горит камин. Василий шурует кочергой. У Веры глаза смеются.

БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ

Васильандреич, иди, брат! Я ещё способен кофе налить и очаг обслужить!

Василий распрямляется. Взгляд укоризненный. Кланяется. Выходит.

БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ

Любопытен, дьявол! Но предан, как сто тысяч чертей! Он Сашке и «мамка» был, и нянька, и «дядька»!

ВЕРА

Где ваша жена?

БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ

Где все ангелы. На небесах.

Привычно крестится.

ВЕРА

Простите мою бестактность.

БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ

Вы не могли знать.

ВЕРА

Я зачастую «элегантна» как полевая пушка.

БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ

О, нет-нет! Вы… Моя жена была такой. Прямые естественные манеры. Живой характер. Порыв.

Сглатывает комок в горле. Вера молчит.

БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ

Роды… Врачи что-то говорили – я в мороке… Сашку сперва возненавидел! Мне его в руки – а я раздавить хочу! Если бы не Васильандреич!

Отворачивается от Веры. На глазах – слёзы.

ВЕРА

Страшно терять любимого человека.

БЕЛОЗЕРСКИЙ-СТАРШИЙ

Бессилие страшнее! Она умирает – и ты ничего! Ничего не можешь! Ни-чего!

Справляется с гневом. Разжимает кулаки. Встаёт. Подливает ещё Вере, себе.

(ХОХЛОВ, ГЕОРГИЙ, ПРОХОЖИЕ.)

Хохлов быстро идёт по улице. Мимо проезжает экипаж. Хохлова осеняет при виде транспортного средства, он хлопает по карманам – забыл бумажник! Суёт руку в карманы для контроля – пусто. Идёт дальше, ускоряясь. Переходит на бег. Он в отчаянии. Катится инвалид Георгий. Замечает состояние бегущего человека, останавливается, с горьким сарказмом смотрит вслед: «чтобы у тебя ни случилось – ты можешь бежать на своих двоих!»

(БЕЛОЗЕРСКИЙ, АСЯ, КРАВЧЕНКО, СОНЯ.)

За руку волочит недоумевающую Асю в направлении сестринской.

БЕЛОЗЕРСКИЙ

Ася, правило Ланденштейнера гласит: «в организме человека антиген группы крови и антитела к нему никогда не сосуществуют!» Мы с господином Кравченко не сосуществуем с Соней. Наша кровь её убьёт.

Затаскивает в сестринскую.

Соня в спутанном состоянии сознания. В вене – капельница с физраствором (прозрачной жидкостью). Кравченко сидит рядом, рука на пульсе. Белозерский берёт шприц, к Асе. На столе уже стоят две (Кравченко и Белозерский сдали пробы) колбочки, в которых свернувшаяся кровь. И две чистые.

КРАВЧЕНКО

Пульс ещё участился, наполнение совсем ослабло. Ввожу физиологический раствор. Но…

БЕЛОЗЕРСКИЙ

Кровь людская – не солёная водица!

Ася смотрит на Белозерского; на Кравченко; со страхом, с непониманием. Белозерский около неё со шприцом – она полностью доверяет ему, даже не понимая. Закатывает рукав.

БЕЛОЗЕРСКИЙ

Быстро! Повезёт – четвёртый будет не нужен!

Набирает у неё кровь, миллилитров пятьдесят, сливает в стоящую на столике чистую колбочку. Берёт колбочку, закрывает горлышко большим пальцем, трясёт её быстро и сильно («центрифугирование»).

(ГЕОРГИЙ, ГОРОДОВОЙ, ГУЛЯКИ.)

Георгий на краю гранитной плиты схода. Смотрит в воду. Отстёгивает тележку. Руками отталкивается – кидается в воду. Делает несколько сильных гребков.

Наверху – редкие гуляки. Кто-то заметил. Крики: «Утопился!», «Батюшки, да ведь это безногий Георгий!»

Несётся городовой, быстро сбежал по ступенькам, скидывает сапоги, фуражку…

ГОРОДОВОЙ

Э, чёрт!

Ныряет в холодную воду.

Городовой вытаскивает Георгия. Отфыркиваются. Городовой зол. С сострадательным гневным русским весельем: