Затем, к середине века, в стане экономистов из числа идейных наследников Рикардо произошел глубокий раскол.
Главенствующая традиция продолжала развиваться прежним курсом и вплоть до наших дней составляет основание экономической мысли. Она придала ей системность и преемственность и очень далеко продвинулась в объяснении экономической жизни общества. А вот радикально левым ответвлением, но в той же степени обязанным своим возникновением Давиду Рикардо, стала революционная традиция Карла Маркса. С тех пор марксистское учение составляет серьезную конкуренцию главенствующей традиции в формировании воззрений на экономическую жизнь и одновременно оказывает на нее мощное влияние.
В данной книге не ставится целью проследить эволюцию отдельных идей. Такая задача будет стоять у других работ и даже, вероятно, у других авторов. Здесь же перед нами стоит задача увидеть, как экономической науке видится отдельный человек и его судьба. Между миром по рецептам Рикардо и миром по Марксу в этом отношении особых различий нет. И в первом, и во втором случае, если не препятствовать полному воплощению этих учений в жизнь, будущее отдельно взятого человека вырисовывается крайне опасным и безысходным. Разница между ними состояла в том, что Рикардо и его ближайшие последователи полагали, что их учение выживет, а Маркс на это не рассчитывал. Но что касается Рикардо, то живучесть его системы была обусловлена отнюдь не тем, что она якобы служит рядовому человеку. Вовсе нет. Его система выжила лишь потому, что у нее не было очевидной альтернативы, не говоря уже о более приемлемой. Любые попытки модификации его системы приводили к снижению ее эффективности.
Со временем доводы в пользу продолжения курса на сохранение общества, в котором главенствует экономический либерализм, претерпели изменения. Превосходство такой экономики, если судить с точки зрения ее эффективности, по-прежнему оспаривалось. Но затем практически еле слышно, а со временем всё громче стали звучать голоса, утверждавшие, что человеческая жизнь в таком обществе вполне терпима. Ведь оно предлагает простому человеку разумную перспективу, а исключительно способному – кое-что получше. В широком понимании это звучало как провозглашение эпохи оптимизма относительно материальных перспектив человечества. Однако при ближайшем рассмотрении, к которому мы сейчас перейдем, выясняется, сколь много врожденного пессимизма в нас еще осталось.
4
Сомнительное утешение
I
Экономическое учение Мальтуса и Рикардо сулило обычному человеку весьма унылые перспективы. Его ожидали борьба за выживание и существование на грани голодной смерти. Всё, что сверх этого, считалось аномалией. Прогресс способствовал дальнейшему обогащению богатых, а не повышению всеобщего благосостояния. Ничего тут не поделаешь. И это не праздные умозаключения двух ученых мужей, а постулаты современной экономической мысли.
Считается, что с середины XIX века экономисты стали жизнерадостнее и даже оптимистичнее. Всеобщее внимание привлекала Англия. Она переживала великую эпоху торговой и промышленной экспансии. Неуклонно повышались реальные зарплаты – их размер уже явно превышал прожиточный минимум. Мальтузианские страхи постепенно оставляли и Западную Европу, и Америку, хотя всё еще сохранялась возможность для предположений, что это лишь временный результат быстрого – за считаные десятилетия – освоения обширнейших пространств североамериканских прерий и равнин, южноамериканских пампасов, африканского вельда, новозеландских пастбищ и бескрайних австралийских просторов. Ведь подобное спасение могло быть даровано миру единожды. Заселив и освоив новые территории, население рано или поздно снова уткнется в потолок продовольственных ресурсов. Со временем страхи отступили, особенно в мире изобилия. Скорее уже можно было опасаться перепроизводства сельхозпродукции, а не нехватки еды. Но полностью искоренить эти страхи не удалось. Призрак Мальтуса до сих пор мрачно нависает над Индией, Бангладеш и другими странами так называемого третьего мира. Далеко не все уверены, что изобилие будет вечным даже в богатых странах.