Более того, как и в случае с Мальтусом, ничего поделать с этим было нельзя. В результате проделанного анализа Рикардо сделал следующее наблюдение, близкое к неопровержимому: «Таковы, следовательно, законы, которые регулируют заработную плату и управляют благосостоянием наиболее значительной части всякого общества. Так же как и при всяких других соглашениях, размеры заработной платы должны быть предоставлены частной и свободной рыночной конкуренции и никогда не должны контролироваться вмешательством законодательства»[30]. И ведь некого в этом винить.

Рикардо не упускал случая посетовать, что Мальтус несправедливо обвиняет его во враждебности к землевладельцам: «…И по высказываниям г-на Мальтуса можно предположить, что я считаю землевладельцев врагами государства»[31]. Действительно, землевладельцам просто повезло, что они получили в наследство землю, и они естественным образом, пассивно получают от этого выгоду. Таково было положение дел. Таково и наследие, оставленное нам Рикардо.

У Адама Смита мы находим множество противоречивых формулировок и неясностей. Погрешности имеются и в логике Рикардо даже применительно к рикардианскому миру. Его трактовка капитала и прибыли оставляет желать лучшего. Он слишком увлекся вопросами землевладения буквально накануне того исторического момента, когда в результате открытия Нового Cвета земельный вопрос стал утрачивать свою значимость, характерную для прошлых веков. Однако экономисты никогда не подходили настолько близко к пониманию современного им мира, как это сделали Смит, Рикардо и Мальтус. Никто из них не сковывал себя какой-нибудь одной теорией. Они решительно порвали с той расхожей мудростью, которая была характерна для общества традиционализма и меркантилизма. Смит, Рикардо и Мальтус отказывались потакать общественному мнению. В результате родилось потрясающее по своей внушительности научное описание мира, каким он предстал перед взорами этих экономистов, и рекомендованные для него рецепты оздоровления.

В мире, столь долго страдавшем от бедности, не было ничего важнее, чем добиться наконец устойчивого повышения благосостояния. Рецепт – освободить людей от ограничений и опеки феодально-купеческого общества и дать им самим позаботиться о себе – был здравым, поскольку он уже успел оправдать себя. Возникший в результате мир был немилосерден к людям. Многие сильно пострадали и далеко не все выжили под грубой и непредсказуемой властью свободной конкуренции и рынка. Но ведь во все времена люди во множестве гибли по самым разным причинам. А теперь хотя бы часть из них подошла к процветанию – и это главное. В центре внимания оказались не угрозы и удары судьбы (когда их не было?), а открывающиеся возможности. Во всяком случае, бороться с неравенством считалось бесполезным, поскольку его причина кроется не в изменчивых общественных институтах, а в биологической природе человека. И это было как нельзя кстати, так как позволяло исключить вмешательство государства, гарантировавшее свободу предпринимательства.

На удивление немногое из того, что волновало экономические круги того времени, осталось за пределами рассмотрения и анализа. Потому нет ничего удивительного в том, что внешне столь завершенная и практичная система, которая проходила проверку при столкновении с окружающей действительностью, оставила неизгладимый след в умах людей.

На протяжении тридцати лет после смерти Рикардо развитие экономики продолжалось строго в русле заложенной им традиции. Менее значительные авторы совместно с добросовестным и безмерно эрудированным Джоном Стюартом Миллем отточили, доработали и систематизировали идеи предшественников. Всё их внимание было сосредоточено на обществе со свободной рыночной экономикой, которое регулируется исключительно рынком, а не государством. В континентальной Европе рассуждали о социализме, а в Англии и в целом в мире англосаксонской традиции идея рынка была практически полностью взята за аксиому.