— Верно. Владика с собой возьмешь только. Мне так спокойнее будет. А с этими что? — Урал указал на двух молчаливых девушек, которые практически превратились за время беседы в предметы интерьера.

— Жест доброй воли. Все обвинения сняты, девушки свободны, — кивнул Вил. — Но я бы рекомендовал вам пока ограничить их деятельность.

— Пока вы маньяка не поймаете? Это же маньяк? — Урал все еще хотел узнать побольше.

— В какой-то мере, — не стал спорить Вил Михайлович, поднимаясь с места. — Только опаснее. Видите ли, маньяк, он по своим правилам живет. Обычно больным и нелогичным для нас с вами, но все же правилам. А этот ублюдок — он отчаянный, безрассудный. Как только почует, что на его след напали — станет огрызаться.

— Мне с семьей лучше уехать? — страха в голосе Урала не было, только рассудительность. Комиссар из столицы не пытался его запугать, ни на что не намекал, но когда подобный человек тихо и спокойно говорит об опасности, только глупец не станет реагировать. Он приехал сюда ради одной конкретной цели и цель эта была опаснее всего, чем занимался Урал Леонидович Зорков.

— Можете и уехать, — задумался Вил. — Но где сейчас безопасно? — он чуть хищно усмехнулся, но постарался тут же скрыть улыбку. — Других происшествий не было в зоне вашей ответственности?

— Не было, разве что... — Урал задумался, решая, стоит ли рассказывать неизвестному следователю.

— Любая мелочь может быть связана.

— На днях батюшка повесился из церкви местной. Со мной никак не связано, вы не подумайте. Мы с ним знакомы были, но не близко. Хороший человек, был. Я сразу подумал, что нечисто дело. Он знаете, где повесился.

— В церкви, напротив иконостаса? — поинтересовался Вил, чувствуя, как сжимает виски вновь накатившая боль.

— Так вам уже рассказали? — изумился Урал.

— Нет, сам догадался. Дела хуже, чем мы думали. Можете меня не слушать, но я рекомендую вам бежать из города. На этом все. Ты, — он указал на Зоркова-младшего, — со мной. Как покажешь места — я отвезу обратно к отцу. Поверьте, со мной он будет в полнейшей безопасности.

— Может, хотя бы намекнете? — Урал поднялся с места. Даже в приглушенном свете желтых ламп можно было различить поразительную скорость, с которой бледнела его кожа.

— Не имею права, — мотнул головой комиссар. — Но времени лучше не терять.

Словно в подтверждение его слов, с улицы донеслись громкие ругательства, крики и звуки пистолетных выстрелов. Вил Михайлович тут же кинулся на шум, «начальник безопасности» замешкался, но бросился следом, по приказу своего босса.

Григорий Уралович выбежал на улицу последним, под аккомпанемент кричащих от страха женщин. Как только он вырвался из помещения на холодную улицу, то увидел лежащих на крыльце троих мужиков. Двоих охранников и своего друга Владика: тот сжимал в руках разряженный пистолет и едва умудрялся дышать. Сорванная нижняя челюсть чудом держалась на кровоточащем куске кожи. Он бешено водил глазами из стороны в сторону и стонал, а его язык тщетно пытался дотронуться до нижних зубов, из-за чего походил на слепую змею, мордочкой проверяющую путь вперед. Указательный палец Владика все еще продолжал дергать спусковой крючок пистолета, но внутри больше не было патронов. Бесполезная вещь продолжала грустно щелкать, добавляя в картину жесткой расправы еще одну горькую ноту трагизма. Из распахнутой двери клуба лилась прелестная мелодия Вивальди, а Вил и «начальник охраны» безмолвно наблюдали за произошедшим.

— Что вы стоите? Звоните ментам и в скорую, его еще спасти можно! — заорал Гриша, прыгая к Владику. Он не нашел в себе сил, чтобы коснуться раскуроченной челюсти, поэтому просто положил голову друга себе на колени и вцепился ему в волосы. — Не помирай, Владик, слышишь? Не смей помирать, черт тебя дери!