Григорий Уралович тараторил и уносился мыслями так далеко от реальности, как только мог. Вила это не устраивало, ему необходим был холодный, расчетливый ум собеседника, способность отвечать на четкие вопросы кратко, без воды.
— Что вам нужно знать? — проглотил обиду Григорий и попытался взять себя в руки.
— Где именно находили жертв. Где сейчас могли бы стоять «девочки», которых сегодня не забрали менты.
— Все в разных местах, вдоль по Красноармейскому шоссе. Оно широкое, длинное, вокруг только темный лес. Едешь по дороге, захотелось тебе «тепла», увидел ее на обочине и тут же снял. Ну, или убил… Сейчас на трассе всего пятеро. Я им сказал, чтобы поближе к выезду из города были. Только вы что, думаете, одну из них сегодня убьют?
— Скорее всего, уже убивают. Сегодня день, когда они кормятся. Отсюда и агрессия. Окно открывай.
«Волга» вылетела на темную холодную трассу. Григорий недоуменно уставился на Вила Михайловича, но тот уже одной рукой яростно накручивал ручку, опуская стекло, а другой выруливал из резкого поворота. Григорий поспешил открыть свое окно и вытащил пистолет, проверяя патроны.
— Это тебе не поможет особо, — предостерег Вил. — Если хорошо стреляешь, то лупи по глазам или в колени. Не убьешь, но замедлишь хотя бы. А теперь молчи и слушай. Любой крик, любой вздох — тут же говори. Лучше отреагировать и ошибиться, чем не придать значения и не спасти чью-то жизнь. Понял?
— Понял, — Григорий полностью отпустил ситуацию и вверил себя в руки Вила Михайловича. Стресс отошел на второй план и Григорий сделал именно то, что от него требовалось — стал вслушиваться в темноту ноябрьского вечера.
Они мчали по шоссе, постепенно снижая скорость, чтобы шум от движения колес по мокрому снегу и тонкой наледи не мешал прислушиваться. Звери притаились, птицы умолкли и даже деревья замерли в ожидании зимы. Скоро все вокруг скроет пышная пелена снега и лес заснет под белым каскадом вечности. Зима заморозит и сохранит великолепие в своей бездушной манере, заставив людей спрятаться в домах у разгоряченных печек, за плотно заклеенными окнами. Они будут рассматривать холодный, черно-белый пейзаж и смиренно ждать весны, потягивая чай с медом и слушая скверное шипение помех в телевизоре.
Но пока зима еще не успела войти в свои безоговорочные права, значит еще есть время. Значит можно найти зверя, который не спрятался среди затихших деревьев, запутав следы. Вил вцепился в руль машины, напрягая слух. Вальсирование боли в висках мешало сосредоточиться, но он боялся вытаскивать на скорости портсигар и прикуривать сигарету. Боль все равно не отступит, никуда не денется. Его мысли вереницей летели в голове, отвлекая от реальности. Комиссар чертыхнулся, стараясь их отогнать и сосредоточиться.
— Тихо! — выдохнул Григорий,чуть не выпрыгивая из открытого окна. — Там вон, у съезда на грунтовку, слышите?
Вил не слышал. Он щелкнул, включая дальний свет и дернув на себя рычаг ручного тормоза, резко взял вправо. «Волга» качнулась, едва не перевернулась на бок, но все-таки устояла и послушно свернула. Разбитая дорога не была предназначена для скоростной езды легковых автомобилей. Колеса то и дело проваливались в ямы и колдобины. Вилу вдруг показалось, что обстоятельства на стороне ублюдка, которого он собирается поймать. Мужчина усмехнулся, мгновенно возвращая полное самообладание. Все его чувства обострились до немыслимого предела и тут он и сам услышал. Это было даже не криком — каким-то писком. Так жалобно тянет свою предсмертную песню котик, которого поймала дворовая псина и сжимает в своих крепких челюстях его тонкую шею. Плач жертвы, принявшей свою судьбу. Звук, который вот-вот сменится сладостным стоном наслаждения. И бедная тушка уже не сможет вспомнить, как боялась и как хотела, чтобы ее спасли.