Я позвонил маме и сказал, что заберу машину, но домой заходить не буду. Попросил вынести ключи. Из такси я вылез примерно в четыре часа дня. Радуясь весне и близкому лету, во дворе играли дети. Казалось, что жизнь идет своим чередом. Я закрыл глаза ≡ ≡ ≡≡≡≡≡≡ ≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡, ≡≡≡ ≡≡≡ ≡ ≡≡≡≡ ≡≡≡≡, ≡ ≡≡≡ ≡≡≡≡ ≡≡≡≡≡≡ ≡≡≡≡≡. ≡≡≡ ≡≡≡≡≡≡. ≡≡≡ ≡≡≡≡≡≡≡≡≡ ≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡ ≡≡ ≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡≡. А ведь не так уж далеко отсюда именно так и происходит. И уже довольно долго.

Мама появилась через минуту. Она тащила большую картонную коробку.

– Мама! – метнулся я к ней. – Мне нужны были только ключи!

– Тебе только ключи, а кому-то и еще кое-что, – хмыкнула мама. – Или кое-кто!

Я открыл коробку. Кто-то другой мог бы сказать, что она почти пуста, разве что дно ее занято подушкой, еще одна маленькая подушка лежит рядом, и все это сверху накрыто шерстяным платком, пакетом с пирогами и пластиковой бутылкой вишневого сока, но я-то видел, что на всем этом великолепии вальяжно разлегся мой приятель Фемистокл.

– Вот, – развела руками мама. – Позвонила Иринка, сказала, что ты не против. Я, конечно, погрустила немного, но он же не собака, он сам выбирает, где ему жить.

– Сам выбираю, – пробубнил с набитым ртом Фемистокл. – Хотя и грущу.

– И там нормальный дом, – смахнула слезу мама. – Опять же защита нужна. Я даже дала ему поговорить по телефону с Иринкой. Они уже все обсудили. Я его буду навещать. И ты тоже должен будешь туда заглядывать.

– Обязательно, – пообещал я, беря у мамы ключи и открывая левую дверь нашей видавшей виды голубой Короллы-Универсал. – Только сегодня я уже туда вряд ли попаду.

– А ничего страшного, – замахала руками мама. – Он пока с тобой покатается.

Мы обнялись, и я коротко пересказал ей наше путешествие к Ане Рождественской. Это ее и обрадовало, и насторожило. Что-то такое появилось у нее в лице, что я счел излишним родительским беспокойством. Напоследок я пообещал ей быть осторожным, мама наклонилась над коробкой и чмокнула Фемистокла в затылок, обняла меня и поцеловала в щеку, а после этого махала нам рукой, пока я не отъехал.

– Хорошая она у тебя, – вздохнул домовой, высовываясь из коробки, вытирая губы и закручивая бутылку с соком. – А Иринка хорошая?

– Очень, – ответил я, выруливая в центр. – Не хуже моей мамы. Конечно, для меня мама лучше всех, но для тебя будет не хуже. Если что, она видит всех насквозь.

– А мне чего волноваться? – распахнул рубаху и показал волосатую грудь Фемистокл. – Вот он я. Весь на виду. Как мне ее лучше называть? Иринка? Или Ира? Или Ирина Ивановна? Мама твоя наказала спросить у нее самой.

– Можешь не спрашивать, – усмехнулся я. – Все близкие называют ее Мамыра. А ты будешь одним из самых близких. У нее еще дочь есть. Ее Мамыра Шурой зовет. Хорошая девушка. Только ей нравится, когда ее называют Сашей. Она, кстати, тоже глазастая. Думаю, невидимость тебе там не грозит.

– Да уж забыл я, что такое невидимость, – фыркнул Фемистокл. – Мама твоя глазастая. Ты еще глазастей. Чего уж там. Теперь главное, ничего не перепутать. Мамыра и Саша. Мамыра и Саша. Мамыра и Саша. Слушай…

Фемистокл вытянул шею, стал приглядываться к проезжающим машинам, к высоткам.

– Ты меня сильно не отвлекай, – попросил я, крепко держась за руль. – Я, конечно, Москву как свои пять пальцев, но водительской практики у меня немного. А из-за руля все немного по-другому выглядит.

– Я о важном спросить хотел, – проскрипел Фемистокл. – Почему меня не видят? Ну, большинство людей? Таких как я? И почему я вижу всё или почти всё?