– Елки-палки, – оживился ФСБ. – А ведь точно! Узнаю друга Колю. Тогда вот, держи.

Он вытащил из кармана тот самый наконечник из ложки. Он был подвешен на черный шнурок, обмотан красной шелковой ниткой с редкими черными бисеринами и чем-то вымазан с одной стороны.

– Лизке сейчас не до этого, – вздохнул ФСБ, – поэтому раритет я у нее забрал. Все ж таки она у нас не единственная ведьма. Маринка все сладила. Тут и защитное заклинание, и личное поручительство, и, как сказал Димка, непреложный обет. Вот, с этой стороны ее кровь. Поможет выстоять. Я проверил, сделано все на совесть, в лучшем виде. Осталось только каплю твоей крови на обороте оставить. Но уж будь молодцом. Если полетишь в пропасть, и Маринку за собой увлечешь.

– А если поднимусь в горние выси? – усмехнулся я, рассекая острым краем собственную ладонь.

– Ты бы не торопился в горние выси, – посоветовал мне ФСБ, протягивая коробочку с бактерицидным пластырем. – А вот насчет попарить в восходящих потоках, это у Маринки надо спрашивать. Тут все только по взаимности.

В тесном домике я обнаружил весь боевой остаток «Общего места». Мамыра сидела с Шурой на кровати и шепталась о чем-то, а Маринка с Димкой соединились плечами над клавиатурой у монитора. Тут же лежали два раскрытых ноутбука и поблескивал огнями гигантский системный блок, окруженный таинственными прибамбасами. Ну точно, все наше офисное хозяйство. Хотя нет, шлема виртуальной реальности не было. Откуда он взялся? Неужели ФСБ раскошелился? Вряд ли Ушковы могли его себе позволить…

– Дядя Коля! – опять надавил мне на больное Димка. – Это просто огонь!

Маринка посмотрела на меня с тревогой и как будто с болью. Шура с улыбкой, Мамыра с интересом.

– Ирина Ивановна, – поймал я ее взгляд. – Помните тогда в офисе? Ну, пять лет назад. Когда вы приходили на Петьку посмотреть? Вы еще сказали, что сойдет, детей с ним не крестить. Что это значило?

– То и значило, – нахмурилась Мамыра. – Показался он мне человеком-губкой. Отжатое не разглядишь, а то, что впитывается, от близких зависит. Мы же стали его близкими? Да и о чем речь-то? Он же всего лишь должен был чутье свое демонстрировать. Таких, как он – пятеро из десяти.

– Чутье? – вздохнул я и покачал головой, вспомнив о черных столбах. – Если таких, как он, пятеро из десяти, губок в смысле, то кранты нашей стране.

– Сейчас время о других странах беспокоиться, – прошептала Маринка, блеснув глазами. – Что не отменяет, конечно…

– Спасибо тебе! – сказал я Маринке, прижал к губам заостренную ложку и отправил ее в ворот футболки. Похлопал себя по груди и добавил:

– Появился фронт работ под мое умение. Кажется, я в полном порядке. Сегодня уже не появлюсь, а там буду звонить.

– Я открыла новый чат в телеграме, – сказала Маринка. – Служебный. Вот, сбрасываю.

В кармане у меня тренькнул телефон. Порядок. Я хотел было уже идти, но вдруг разглядел руку Маринки на мышке. Тыльная сторона ее была заклеена свежим пластырем, через который проступала красное пятно. Я шагнул вперед, наклонился и поцеловал эту руку. А она наклонилась и прижалась ко мне губами, обняв меня другой рукой.

И я сразу почувствовал себя мерзавцем. Захлебнувшимся от счастья мерзавцем, мерзость из которого уносит откатывающейся волной. Слепцом уж точно. Маринка у нас работает уже семь лет. Больше, чем Петька. Пришла шестнадцатилетней сразу после школы. ФСБ за руку ее привел. Заочно закончила радиотехнический. Трудяга. Отличница! Гермиона Грейнджер, блин! Я ее поначалу вообще, как ребенка воспринимал. И вот что из нее получилось. А что получилось из меня? Идиот! Без вариантов…