– Они поженились?

– Кто?

– Ваш друг, приятель – и эта чрезмерная женщина?

– Да. Никто и предположить не мог. Ну, не то чтоб поженились. Сейчас это называют, кажется, – бойфренд, герлфренд, да? Но я абсолютно точно знаю, что от жены он уходить не хотел, детей любил. Однако магия этих ее слов – про его потенциал… Манящая, так сказать, магия… А может, и не в этом дело, не мне судить. Вздумалось ему тут же этот потенциал продемонстрировать. Плечи хилые расправил, глаза цыплячьи по-орлиному поднял – и уже ему в учреждении скучно, устроился куда-то то ли грузчиком, то ли сторожем, типичная история, а сам отдался свободному творчеству, поскольку его красавица сочла его гениальным фотохудожником. Пробивная девица оказалась, между прочим, она ему даже выставку сумела устроить, журналистов на нее согнала, телевидение пригласила. Но не в этом суть. Суть в том, что мучить стал себя человек бесконечно. Отпустил длинные волосы, бороду, джинсы напялил драные – и только думает о том, как поступить пооригинальней. Из управления культуры тетя была на этой выставке, подошла к нему – с добрыми словами, либеральная тоже тетя была. Нормальный бы человек: спасибо, очень приятно. А он ей вдруг: тяжелая у вас, говорит, работа, нужно постоянно делать вид, что разбираешься в искусстве. Тетя, естественно, обиделась. Никаких после этого выставок. Стал он выпивать – шумно, с дебошами, публично. И не потому, что пить хотелось, а – для оригинальности, имидж создавал, как сейчас сказали бы. Но красавице, видимо, такой имидж знаком уже был, бросила его, остался он на бобах. Ему бы в лоно семьи, в ножки поклониться, но он же оригинал уже до мозга костей, ему быт претит уже, он от фотографии на живопись переключился, верней, на особенный такой жанр – по картону углем. Ясное дело, краски дело дорогое, да и фотоматериалы тоже, сам занимался, знаю, а тут средств для художества целые горы – в котельную устроился кочегаром, где углем топили…

– Где он сейчас?

– Не знаю. Давно его не видел. Я это к тому, что самое оригинальное – это не быть оригинальным. Если хотите – подчиняться условностям. Не в силу конформизма, а в силу, если хотите, увлечения игрой. Мы вот сейчас делаем вид, что ничего особенного между нами накануне не произошло. И это – игра. На самом деле и вы помните свои слова, и я помню. Но – делаем вид. Человек, мучающий себя стремлением к оригинальности, стал бы что-то придумывать, а я спрашиваю: зачем? Мы делаем вид – и прекрасно.

– Я не делаю вид. Действительно, ничего особенного не произошло.

– Произошло – и очень важное. Хотим мы или нет, но нам обоим неловко. И вам неловко, и мне неловко, но вы стараетесь скрыть, Нина, что вам неловко, и поэтому я прекрасно вижу, что вам неловко. Я же ничего не стараюсь скрыть – и результат парадоксально обратный – вам, наверно, кажется, что я фантастически умею скрывать свое смущение. На самом деле это не так. Я смущен, я, честно говоря, не знаю, как вести себя, но, как видите, говорю об этом открыто.

– Вы уже ведете себя определенным образом.

– Каким?

– Трудно сказать…

– Это только внешнее. На самом деле я как витязь на распутье. Но не три дороги, а пять, десять, сто. Я вчера думал – и очень серьезно. Сначала я думал: моя мужская гордость уязвлена и любой другой на моем месте выдержал бы характер. Или вовсе не появился бы – или через месяц, даже через два. Но после этого я задал себе вопрос: с какой стати? Мне нравится эта женщина, мне хорошо с ней, почему бы не прийти и прямо не спросить, интересно ли ей со мной, хочет ли она, так сказать, продолжать знакомство?